с половиной тонны золота не раздумывая. И внимания это привлекло бы не больше, чем если б он сменил пуговицы на кюлотах.
– Повторите, как его зовут, – просит Жозеф.
Гастон Амурель глядит на парнишку с подозрением.
– Юноша, если в вашей комнате на пятом этаже спрятан золотой слон, прошу меня предупредить.
Он долго смеётся своей шутке.
– Так вот, – успокаивается он, – тот самый откупщик, господин де Суси, в пятницу вечером будет в рошфорском театре. Из имения Суси это сто льё езды, не меньше. Если хотите, я отдам вам мои два места на эту оперу. У меня разболелась поясница, и, хотя Рошфор не так далеко, дороги я не вынесу. Можете сводить в театр свою невесту. У вас ведь есть невеста, Март?
– От мест не откажусь.
– Ага, вот видите – значит, невеста есть! Как её зовут? Артемида? Азалия? Как бы то ни было, не пытайтесь продать вашего золотого слона господину де Суси: говорят, он промотал состояние. Его разорила одна танцовщица из оперы.
Гастон Амурель вдруг обрывает себя с задумчивым видом.
– Подозреваю, что и нынче в театр он едет ради молоденькой итальянской певицы, которая играет Серпину.
Он постукивает по столу ногтями и пронзительно напевает:
– Oh, sposo grazio-o-o-oso![2]
Всю следующую ночь, глядя в потолок своей комнатушки, прислушиваясь к шагам ночных гуляк по мостовой Масляной улицы, Жозеф Март продумывает дерзкий план, на который его вдохновила последняя газета цирюльника.
25
Полёт платка
Жан Ангелик стоит перед фасадом рошфорского театра. Очередь из карет растянулась по Литейной улице до самой главной площади. Останавливаясь на миг, они высаживают на мостовую зрителей в вечерних туалетах. Ещё светло. Ангелик наблюдает это состязание в изысканности с некоторым беспокойством. Сам он не слишком-то свеж. Сорок километров, отделяющих Рошфор от Ла-Рошели, он ехал три с половиной часа. При том, что взял весьма дорогое место в дилижансе, чтобы не помять в пути платье. Он нервно одёргивает кружевные манжеты, торчащие из рукавов его камзола.
Всё началось накануне, когда под дверью послышалось что-то похожее на вздох. В зазор под ней проскальзывает конверт. Ангелик подбирает его, потом из любопытства открывает дверь. На лестнице никого. Он выглядывает в окно. Двор доходного дома пуст. Посыльный неуловим, как сквозняк. Ангелик разглядывает конверт, запечатанный чёрным сургучом.
Внутри – театральный билет: «“Служанка-госпожа”, Джованни Перголези, интермеццо в двух частях».
Он вертит картонку в руках. Спектакль дают завтра, в театре Рошфора. Ангелик думает, что вышло недоразумение, однако на конверте его имя. Кому ещё он может быть адресован? Его соседке по этажу, капральской вдове, которая из музыки разбирается только в барабанном бое?
Двумя пальцами он осторожно вынимает из конверта другой листок, гораздо тоньше. Записка фиолетовыми чернилами, всего в несколько строк:
«Я приглашаю вас, сударь.
Место я взял вам в партере, для скрытности.
О себе дам знать во время первого акта.
Мне всё известно, однако мы можем быть полезны друг другу».
Подписи на записке не было.
Вот Ангелик уже переходит улицу, огибая кучки лошадиного помёта на мостовой. Он проходит меж двух экипажей, поднимает глаза на здание театра. На балкончике над входом, продолжающем просторное фойе второго этажа, дамы беседуют на свежем воздухе. Первые дни лета. Даже ветер, поднявшийся от вод Шаранты, будто жжётся. Под общие вскрики он выхватил у кого-то на балконе ленту из причёски.
Ангелик входит в вестибюль. Мужчины разговаривают, привалившись спинами к колоннам. Другие дежурят у дверей. Ангелик пересекает внутренний дворик, переполненный людьми. Ему кажется, что все на него смотрят: что вот-вот набросятся и арестуют. Весь вечер и утро он мучился вопросом, стоит ли ехать на эту встречу.
«Мне всё известно, однако мы можем быть полезны друг другу».
Что значит это «всё», подчёркнутое пером? Слово заскреблось в самом тёмном уголке его совести. Именно из-за него Ангелик понял, что не может ослушаться. В одном он уверен: если кто-то что-то знает, нельзя дать ему упорхнуть.
Однако на подъезде к Рошфору Ангелик чуть было не решил срочно вернуться домой. Один из пассажиров дилижанса перечислял весь свет, который соберётся нынче в театре. В списке были офицеры флота, члены городского совета, а главное – известный откупщик, чья работа как раз состоит в том, чтобы взыскивать неуплаченные налоги и утаённые сокровища. Что Ангелик забыл среди настолько опасных для него людей?
Однако анонимки обладают страшной силой. Они растравляют любопытство, не дают уснуть. Ангелик хочет знать, кто этот писавший ему незнакомец. Любопытство сильнее его воли. Он готов на всё. Сзади, под одеждой, у него заткнут за пояс маленький карманный пистолет.
Вот он прошёл в партер, над которым возвышается сцена. В театре аншлаг. Повсюду пахнет духами, потом и горящими свечами. Оркестр настраивается. Ангелик в той части, прямо перед оркестром, где зрители стоят. Счетовод рад, что ему выбрали место здесь. Платья тут проще. К тому же он бы не чувствовал себя в безопасности в закрытой ложе. Все вокруг разглядывают друг друга. Он один стоит неподвижно, лицом к занавесу, боясь взглядов – нацеленных на него, как ему кажется.
Публика внизу всё время оглядывается, производя смотр трём этажам балконов. Наверху господа смотрят друг на друга с разных сторон зала, точно в зеркало.
Наконец поднимают занавес. Лёгкий гул ещё держится немного. На сцене в декорациях холостяцкой квартиры поёт мужчина. Некоторые опоздавшие заходят в зал. Певец будто даже мешает. Но когда несколькими минутами позже он дважды зовёт басом служанку Серпину, всё вдруг стихает. Слышно лишь оркестр. Взгляды прикованы к дверце на заднике.
И вот на сцену выходит синьорина Марколини. Она играет служанку. Несколько нот, и она уже покорила своего хозяина и несколько сотен зрителей. Маргерите Марколини, несравненной певице из Неаполя, едва минуло двадцать пять. Ни слова не знающая по-итальянски публика очарована её обаянием. На миг Ангелик забывает все опасения. Он внимает Серпине, смотрит на её платье, слишком хорошо сшитое для служанки, и на руку, которой она подбоченилась, исполняя арию. Он не замечает, что сквозь толпу стоящих в партере кто-то пробирается к нему поближе.
Его соседи расступаются лёгкой волной. Ангелик возвращается на землю. Ему в руку вложили записку. Он смотрит на молоденького юношу справа, сосредоточенно следящего за сценой. Ангелик подносит записку к глазам. И читает:
«Вы правильно сделали, что пришли. Я дам вам по сто луи за килограмм. Будьте завтра в шесть утра в городе, на Канатной набережной».
Счетовод сминает листок. Почерк тот
