Часто богатые судовладельцы приглашают своих банкиров вместе делать причёску, чтобы приятнее провести время за разговором. Через неделю Амурель обслуживает их уже заодно с учителем фехтования или личным врачом. На следующий день их супруги просят причёску «молочница», «купальщица» или «как у мадам дю Барри». Слушая их всех, цирюльник-парикмахер стал знатоком по части финансов, любовных дел, дуэлей и клизм.
Газета цирюльника простирается до самого Версаля. Это тема особенно его захватывает. Маленькой принцессе, мадам Софи, нездоровится. В Парижской опере давали премьеру. Пришлось расставить четыреста гвардейцев, чтобы люди не раздавили друг друга у дверей театра.
– Толчея случилась страшная, – рассказывает Амурель, будто и сам был там. – Его величество запретил королеве присутствовать из-за всех тех опасных мыслей, которые Бомарше вложил в либретто. Мария-Антуанетта легла в постель в скверном настроении и отказалась от ужина.
Жозефу открывается мир людей, которых живо интересует состояние духа королевы, решившей провести вечер в постели в далёком дворце, и у кого перехватывает дыхание, когда король чихнёт или у собачки принца Людовика по кличке Муффле случится несварение.
Двадцатого июня Амурель пребывает в страшном волнении. Он ловит Жозефа на лестнице. В смятении он даже не заговаривает про причёски. Вчера, во вторник, во время прогулки в коляске скончалась принцесса, которой исполнилось лишь одиннадцать месяцев. Королева безутешна.
– Узнав об этом от мадам де Турзель, его величество лишился чувств.
Жозеф старается изобразить сочувствие. Хотя нынче он планировал избежать традиционного хозяйского бульона. Он устал. А в городе по-прежнему ни следа Ангелика. Он начал терять надежду. Впервые он не прошёлся под окнами счетовода.
– Остальное я расскажу вам завтра, – говорит Амурель. Держась за перила и изгибая шею, он провожает взглядом взбирающегося по винтовой лестнице Жозефа. – Вы знали, что в конце месяца в наши края приедут итальянские певцы?
– Нет, не знал.
– И судно из нашего города затонуло где-то у берегов Англии.
Жозеф Март замирает на месте.
– Какое судно?
– Корабль в двести пятьдесят тонн, полный товаров. Принадлежал господину Бассаку, у которого ещё был особняк на улице Эскаль и который умер на Рождество. Настоящее проклятие.
– Кто вам рассказал?
– Некто сообщил об этом портовым служащим. Даже дочь Бассака ещё не знает. Она в Сан-Доминго, бедное дитя, и так-то почти разорённое.
– Так кто рассказал об этом?
– Один молодой счетовод, работавший на того судовладельца, явился сегодня в торговую палату. Некий Англикан или Наглолик… Преданный мальчик, до сих пор не может оправиться от…
Жозеф сбегает по лестнице. Он мчится через весь город к церкви Святого Иоанна. Сворачивает на улицу, идущую вдоль кладбища, поднимает глаза и видит на втором этаже три горящих окна.
Он здесь. Ангелик вернулся.
* * *
На следующий день Жозеф разговорил в портовой таверне таможенного писаря, который присутствовал, когда Ангелик давал показания. По его словам, виной крушения «Нежной Амелии» стал несчастный случай пополам с невежеством.
После смерти капитана Вожеланда, который заменял Гарделя на обратном пути из Сан-Доминго во Францию, некий Габриэль Кук, темнокожий кок, взял командование на себя и забрал сильно севернее, чем было нужно. Никто не понимает, как угораздило Гарделя назначить этого цветного старпомом.
К счастью, когда корабль лёг в дрейф близ Онфлёра, на помощь вызвали Ангелика. Он отправил Кука обратно в камбуз, отпустил большую часть экипажа и как следует подготовил судно к возвращению в Ла-Рошель. На борту он остаться не смог, потому что ему нужно было уладить кое-какие дела. И уже будучи проездом в Нанте, он узнал, что обломки «Нежной Амелии» нашли на рифе у острова Девы, возле крайней точки Бретани.
Жозеф Март выслушивает рассказ. На следующий день он бросает работу в порту. И отныне незаметно ходит по пятам вернувшегося с того света счетовода. Он следит за ним всюду, став невидимкой. Он бродит за ним по городу, провожает до дома.
Ангелик даёт последние показания портовой полиции. Читает в кафе газету, безвозмездно ведёт счета одной маленькой печатни, возвращается домой на послеобеденный сон, после идёт к страховщикам, наведывается к брадобрею, играет в бильярд.
Спустя десять дней Жозеф подводит итог тому, что смог выяснить за время слежки.
Ничего. Ровным счётом. Ангелик ведёт себя наиобычнейшим образом. Никак не подумаешь, что он только что потопил корабль, заполучив четыре с половиной тонны чистого золота.
Жозеф начинает сомневаться. Он всё больше видит в нём простого молодого счетовода, которому не посчастливилось потерять сперва единственного хозяина, а затем и последнее судно, счета которого он вёл. Да, ещё один тупик. Должно быть, сокровище сейчас покрывается водорослями и моллюсками где-нибудь между Ла-Маншем и Ируазом, среди безвозвратно канувших обломков корабля.
Газета Гастона Амуреля тоже не прибавляет откровений. Дочь мэра влюбилась в учителя танцев, её отправили в монастырь, пока эта блажь не пройдёт. При дворе шоколад теперь пьют только с жасмином из Гоа. Мужчины стали больше носить хвосты. Они держат их в бархатных мешочках. И прочие сведения первой важности.
Как-то вечером, оставив всякую осторожность, Жозеф вдруг спрашивает:
– Могу я кое о чём вас спросить?
Парикмахер Амурель расцветает. Обычно он рассказывает сам, не дожидаясь вопросов.
– Если бы вы нашли золото, – спрашивает Жозеф, – много золота, четыре с половиной тонны, что бы вы сделали?
Цирюльник задумывается.
– Ничего, – говорит он наконец. – Совершенно ничего. Первым делом я бы ничего не делал.
Жозеф слушает внимательно. Такого ответа он не ожидал. Однако именно этим Ангелик и занимается целыми днями.
– Причины этому две. Во-первых, я бы ничего не делал, потому что остерегался бы всех и спокойно ждал, когда обо мне забудут. И во-вторых, потому что не знал бы, что, собственно, делать с этим золотом.
– Вы шутите? – удивляется Жозеф, представляя, на что мог бы пустить такую сумму.
– Напротив, я совершенно серьёзен. Как распродать четыре с половиной тонны золота? Не так давно в Версальский зверинец доставили двух индийских слонов, каждый подобного веса. И, смею вас заверить, незаметным их прибытие не было. О них говорили повсюду.
– Ну а потом?
– Что – потом?
– После ничегонеделания…
– Что ж, потом…
Амурель задумался.
– Я бы ждал покупателя, который избавит меня от этого золота.
– Кто он?
Какое-то время Амурель молчит, потирая ловкие цирюльничьи руки: игра его явно забавляет.
– Я вижу в этой роли лишь такого человека, для кого это золото было бы каплей в море. Такого, через чьи руки каждое утро проходят миллионы, пока он завтракает кофе с булками. Скажем, сборщика налогов, откупщика вроде господина де Суси, который в эту пятницу будет в Рошфоре. Я ведь уже упоминал, что итальянская труппа даёт там «Служанку-госпожу» Перголези?
– Не помню.
– Несколько лет назад господин де Суси скупил бы четыре
