принимался за неизбывные хозяйские дела… За полмесяца блаженной жизни он отремонтировал Терезе прадедовскую механическую крупорушку, подмуровал овчарню, залатал у рыбацкого бота пробитое днище, нарубил запас дровишек из крепкого, как железо, прокаленного солнцем суходрева…
В полуденное пекло деревушка погружалась в сон сиесты. Кондратьев и Смоляк проводили ее в прохладе каменного дворика Франчески — под сенью виноградных листьев. Потягивая винцо, наполовину разбавленное родниковой водой, они строили планы на ближайшее будущее — как покинуть остров и где искать встречи с союзниками. Ни одна из здешних лодок не годилась для сколь-нибудь серьезного плавания. Остров Ризо оборачивался для них хоть и спасительным, но тупиком.
От хорошей жизни и избытка времени их обоих потянуло на политику. Смоляк допытывался:
— Почему Сталин не спас Польшу, когда Гитлер напал на нас? Дали бы немцам общий отпор — и война бы заглохла.
— Но согласились бы генералы твоего правительства, — резонно возражал Кондратьев, — воевать вместе с тем самым Буденным, которого они едва остановили на Висле?
— Может быть, и не согласились, если бы это был именно Буденный. Но зачем Советы нанесли Польше удар в спину, когда она билась с Гитлером?
— Наши войска вошли в Польшу, когда ее уже покинуло собственное правительство. Немцы почти беспрепятственно ринулись на восток… Тебе было бы легче, если бы Гудериан двинул на нас свои танки не из-под Бреста, а из-под Минска? Ведь граница проходила именно там. И Москвы бы они достигли тогда не в октябре, а где-нибудь в августе или еще раньше. Вот тогда бы война с Гитлером заглохла в его пользу раз и навсегда. И мы бы не пили с тобой это вино на этом прекрасном острове.
— Проклятый остров! Хлопцы воюют, а мы прохлаждаемся…
— А как же Франя?
— О, Франя!.. Это награда за наше пакутство.
— За что?
— За наши мучения… Если бы не Гитлер, я бы, пожалуй, остался здесь навсегда. Может, вернусь после войны, если жив буду.
— Чтобы сюда вернуться, надо сначала отсюда выбраться… — задумчиво вздыхал Кондратьев, обросший медно-рыжей бородой.
Еще на третий день после их счастливой высадки на Ризо к рыбачьему причальчику подвалил военный катер с пятью карабинерами. Смоляк вовремя заметил его с крыши дома Франчески, и та спрятала его вместе с Кондратьевым в погребке под сыроварней. Ни одна душа в деревушке не выдала присутствия на острове чужаков. Катер с карабинерами отвалил ни с чем. Больше на Ризо никто не наведывался. Порой казалось, что война навсегда обошла стороной этот клочок суши. И глядя в безмятежную синь Средиземного моря, трудно было поверить, что где-то в его глубинах шныряют подводные лодки, а за горизонтами по-прежнему вершится дьявольская охота на караваны судов, идущих в конвоях, что на самых южных — африканских — берегах его гремят ожесточенные бои.
Никакие вести с Большой земли сюда не попадали. Правда, раз в десять дней к острову подходил катер, чтобы забрать улов макрели. Старик-шкипер оставлял взамен рыбы соль, муку, осветительный керосин и кое-какие новости. На всех фронтах дела у дуче обстояли весьма туго. Англичане с американцами высадились на Сицилии.
Тереза чувствовала, что душа ее мужа, морем данного, рвется прочь с острова. По ночам она осыпала Кондратьева жаркими поцелуями, и в потоке сбивчивых непонятных слов ясно угадывалось одно: останься!
— Джовани, реста! Реста, Джовани!
В последнее воскресенье августа звезды на Ризо сияли по-особому ярко. Голова Терезы покоилась на плече Кондратьева, и они смотрели на падучие звезды сквозь резные листья виноградника, в котором постелили себе постель. Таким капитан Кондор навсегда запомнил их последнее ложе с солоногубой рыбачкой Терезой…
Глава десятая. Не нужен нам берег тунисский…
В первом часу ночи прибежала Франческа, чем-то насмерть перепуганная. Из-за ее плеча выглядывал встревоженный Ян.
— Мотоскафо! Мотоскафо! — беспрестанно повторяла Франя, показывая в сторону грота, где был спрятан «щупак». Кондратьев решил, что подводную лодку, несмотря на принятый балласт, каким-то образом вынесло в море.
— Она говорит, что там неизвестные люди, — пояснил Смоляк. — Не итальянцы!
— Немцы?
— Не похоже. Надо посмотреть.
Вооружившись топорами, они двинулись по серпантину, ведущему к гроту. Через сотню шагов оба затаились: в туях и камнях заброшенного кладбища мелькнула человеческая фигура, за ней другая, третья… Если это немцы, то чего им прятаться на острове союзников?
— Дезертиры? — предположил Смоляк.
Вместо ответа Кондратьев показал ему вниз — под обрыв. Там поплясывала на мелкой волне надувная шлюпка с мощным подвесным мотором. В ней сидел человек в явно британской каске, обтянутой маскировочной сеткой. На остров припожаловали английские коммандос. Вскоре в этом не осталось никаких сомнений: из зарослей можжевельника донеслось негромкое, но очень искреннее: «Годдэм!»
Но как выйти навстречу долгожданным союзникам? Неловко окликнешь и пулю схлопочешь…
— Давай споем! — предложил Смоляк.
— С ума сошел?
Но Ян затянул уже песню, которую частенько пели англичане в «Садке для угрей»: «Go to long to Tipperery…» Она прозвучала, как пароль. И изумленные коммандос долго не могли понять, каким образом эти русские оказались на итальянском острове. Чтобы окончательно развеять их сомнения, моряки отвели их в грот и показали притопленную сверхмалую подлодку. Только тут разговор пошел на полном доверии. Более того, Кондратьев стал требовать, чтобы разведчики взяли их с собой, поскольку они располагают важными сведениями о диверсионно-штурмовых средствах итальянского флота. Особенно уговаривать не пришлось. Лейтенант Томпсон, командир группы, без лишних слов кивнул на шлюпку. Они едва поместились в ней впятером, но мощный мотор довольно резво помчал их на юг в точку рандеву с кораблем-носителем.
— Эх, проститься не успели! — вздохнул Смоляк, глядя на удаляющийся остров.
Кондратьев молча с ним согласился. Чего доброго, Тереза с Франей запишут их в покойники да поминать начнут… Но тут их мысли резко изменили ход: прямо по курсу в двух кабельтовых всплыла подводная лодка. Шлюпка подвалила к кормовым рулям глубины и мягко ткнулась носом в мокрый черный борт. В считанные минуты вся группа перебралась в рубку и скрылась в стальном колодце входной шахты. Кондратьев с нескрываемым удовольствием вдыхал запахи резины, соляра, селедки, краски и еще чего-то неистребимо лодочного… Полугостей-полупленников быстро определили на жительство в тесной двухместной каютке, запретив хождение по отсеку. Кондратьев не обиделся. Он и сам бы так поступил, попади к нему на корабль столь подозрительные типы, как они с Яном. Оставалось лежать и гадать, куда идет лодка — на Мальту? В Гибралтар? В Алжир? Так и не угадали. На третьи сутки похода английская субмарина ошвартовалась в тунисском порту Бизерта. Об этом они узнали только в кабинете какого-то чина британской разведки. И содержали, и допрашивали их порознь. Но так как
