было пустынно, но впереди — на лунной дорожке — темнел незамеченный вчера в туманных сумерках силуэт гористого островка, похожего на шапку кардинала. До него было не больше трех миль.
— Дотянем? — спросил Кондратьев.
— Если Матка Боска поможе…
Конечно, и на острове их кораблик могли встретить залпом какой-нибудь зенитной батареи. Но высаживаться на материке было еще опаснее. Да и не дойти им на том скудном запасе соляра, который еще поплескивался на дне топливной цистерны.
— Какой сегодня день? — поинтересовался Смоляк из распахнутого моторного отсека. По старой штурманской привычке Кондратьев вел отсчет времени, расчертив себе на спичечном коробке календарик.
— Тридцатое апреля.
— О, так сегодня же Вальпургиева ночь!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ведьминская ночь. Главный шабаш года. Видишь, какая луна? Вот дизель и не запускается.
Течение уносило лодку мимо острова.
— Переходи на электродвижение!
— Не дотянем. Аккумуляторы разряжены до воды…
— Парус бы соорудить…
Они вытащили из носового отсека брезентовые койки и привязали их к поднятому перископу, как к мачте. Жалкое подобие парусной оснастки тем не менее поймало ветерок. Но он лишь отжимал лодку от берега, ни на метр не приближая к вожделенному островку. Смоляк вовсю шуровал в моторном отсеке, пустив в цилиндры дизеля последние атмосферы сжатого воздуха. Должно быть, и вправду в колдовскую ночь оживает даже мертвая техника. Движок вдруг фыркнул раз, другой и бойко застучал. Кондратьев, еще не веря счастью, лег на курс к островку. «Кардинальская шапка» заметно приближалась. Уже были видны рыбацкие хижины над обрывом скалы. Их черепичные кровли тускло рябили в лунном свете так же, как и всплески взветренного моря, — но тут дизель заглох и, похоже, навсегда. Соляр кончился… Кондратьев снова стал привязывать к перископу койки. В этот раз ветер оказался попутным. Медленно, но верно, а главное, бесшумно гнал он железный челн на прибрежные камни.
— Может, так доплывем? — предложил Ян.
— Течение сильное, унесет… Попробуй все же врубить электромотор.
Едва Смоляк замкнул цепь, как «щупак» дернулся и пошел быстрее. На издыхающих аккумуляторах они подошли к скалистой круче и двинулись вдоль отвесной скалы в поисках места, куда бы можно было высадиться. Каменная стена выходила из моря вертикальными складками, как застывшее драпри. Но за очередным мысом вдруг открылся темный зев высокого грота. Кондратьев направил лодку под его неровные своды.
Глава девятая. Обитаемый остров
Подводный «карлик» вплыл в морскую пещеру на последних оборотах винта и тут же заскреб килем о грунт. Для пущей надежности, Кондратьев заполнил балластную цистерну, и теперь можно было не беспокоиться, что «щупак» стронется с места и волны вынесут его в море.
— Если мы добудем на острове соляр, — сказал Смоляк, — у нас будет шанс уйти к англичанам на Мальту.
Кондратьев промолчал. После норвежского бота он не загадывал так далеко. Да и в голове бились мысли не о соляре, а о глотке пресной воды, которая смыла бы соль в пересохшей гортани.
Задраив входной люк, они спрыгнули в теплую воду и выбрались из грота по пристеночным камням.
Ночная темень уползала на запад. Светало быстро и ясно. Беглецы поднимались по крутой каменистой тропе, готовые к любой неожиданности. Но когда из-за полуразрушенной каменной ограды раздался раскатистый — в три коленца — вопль петуха, Кондратьев замер как вкопанный и впервые за много месяцев губы его растянулись в улыбке.
— Когут! — радостно подтвердил услышанное Ян.
Остров был явно обитаемым, и крик петуха обещал по меньшей мере глоток чистой холодной воды. Оба осторожно заглянули за ограду, грубо сложенную из дикого камня. Сквозь колючие заросли они увидели бетонированный дворик с пятью абрикосовыми деревьями в круглых прорубях, за ними белостенную хибару под односкатной черепичной кровлей. Но самое главное, к чему сразу приковались их глаза, была вода, поблескивающая в поилке для кур и индюшек.
Из домика вышла черноволосая женщина с миской зерна и стала разбрасывать корм птицам.
— Франческа! — окликнула ее старуха, выглянувшая из окна, и произнесла непонятную фразу.
— Франя! — блаженно улыбаясь, повторил имя женщины Смоляк. Он так и окликнул ее из-за ограды: — Бон жиорно, Франя!
Женщина вздрогнула и едва не просыпала корм. Тот скромный запас итальянских слов, которым они обзавелись в Бьянко Кампо и Специи, едва позволил объяснить перепуганным рыбачкам, что они моряки и что их «мотоскафо» — корабль — сыграл «буль-буль».
— Тедеско? — настороженно спросила старуха. — Немцы?
— Нон. Русика! — ответил Кондратьев, перелезая через ограду.
— Русика? — вопросительно глянула на мать Франческа.
— Мессина, — пояснила ей та.
— А-а!.. — просияла рыбачка, и Кондратьев понял, что и она тоже слышала, как русские моряки спасали жителей Мессины в сильнейшее землетрясение. Он даже вспомнил год — 1908-й. В награду за подвиг соотечественников рыбачки вынесли им кувшин холодной родниковой воды, а потом накормили баклажанами, запеченными на угольях вместе с кальмарами. И по кружке домашнего красного вина поставили на садовый стол, грубо сколоченный из старых корабельных досок.
Пришла соседка — загорелая до черноты рыбачка средних лет, протянула Кондратьеву загрубелую от неженской работы ладонь, назвалась Терезой и так стрельнула очами, что у того сладко заныло сердце… Вскоре за столом под сенью виноградника собралась вся рыбацкая деревушка: явились еще две старухи, убеленный сединами падрино[15], прибежала девочка с двумя голоштанными мальцами. Из общей весьма оживленной и не очень вразумительной беседы выяснилось самое важное: никаких военных на острове нет. Еще нечаянные гости узнали, что мужья молодых рыбачек взяты в армию и что вот уже третий год нет от них никаких вестей. Остались от них лишь девочка у Терезы, да двое бамбино у Франчески.
Как ни устали Кондратьев со Смоляком, но после столь радушного приема взялись налаживать хозяйство, давно забывшее умелую силу мужских рук. Первым делом друзья придали устойчивость колченогому столу. Потом приладили жерди для просушки сетей. Смоляк полез на крышу поправить черепицу, сбитую недавним штормом, а Тереза увела Кондратьева на свой двор чинить сломавшийся колодезный насос. Ужинали все вместе, но заночевали каждый у своей хозяйки. Оба уснули, будто мертвый рукой обвел.
Остров Ризо. Лето 1943 года
И началась райская жизнь посреди военного ада… По утрам Тереза будила Кондратьева, все еще не отоспавшегося за годы хронического недосыпа, жарким поцелуем и множеством непонятных ласковых слов. Сбежав по мощеной тропе к морю и бросившись с размаху в лазурно-прозрачную воду, сквозь которую играли-пересверкивали белые в зеленой бахроме камни, он резвился, как дельфин. Потом поднимался к накрытому в винограднике столу, где его поджидал прямо-таки библейский завтрак: испеченная на угольях пшеничная лепешка, кусок овечьего сыра и пригоршня маслин. Запив еду кружкой молодого вина, Кондратьев
