Глава 13
Тихоня Гар несколько отличался от остальных головорезов. Пока они ходили по земле и творили свои деяния ради денег, ему от путешествий с Рафаилом было нужно одно – убийства. Убийства, приносящие его душе, даже не радость и наслаждение, а спокойствие. И нет, он не ненавидел людей в самой их сущности. Наверняка среди них были, есть и будут те, кого можно назвать «хорошими», но имелось в Гаре что-то противоестественное, ведь ощущение того, как из тела уходит жизнь, как кровь из раны сочится на землю, вытягивая из убиенного последние силы, даровало ему равнодушную безмятежность. Скорее всего он бы хотел сказать, что так быть не должно, но… Только сказать он не мог. Как и не мог представить, что много лет назад одновременно лишится возможности сказать хоть что-нибудь и потеряет хрупкие остатки здравомыслия.
Под гадкий, ехидный, писклявый смех толпа деревенских мальчишек в одном из маленьких поселений, раскиданных по карте Диаракорумских саванн безымянными точками в очередной раз выцепила сироту Гара. Добродушного тогда ещё паренька, над которым жизнь откровенно насмехалась, расплёскивая ядовитую слюну. Его семья сгорела в пожаре, он лишился дома и хоть каких-то сбережений. После от него отвернулись и те, кого он в душе считала друзьями. Он остался один, на улице, без денег, крова, еды и воды.
Кое-как находя себе пропитание и способ переночевать под крышей, Гар всё ещё не терял блеска радости в глазах, но отчего-то местные дети прямо-таки невзлюбили его. Была ли причиной тому улыбка, с которой юнец старался смотреть на мир или что-то ещё, теперь уже неважно. Он мог терпеть насмешки, выдерживать оскорбления и даже гнев от издевательств держал в себе, но именно после того, как пятеро маленьких ублюдков накинулись на него, просто сидящего в теньке и укрывающегося от палящего солнца в попытках съесть кусок чёрствого хлеба, по чаше терпения начали расползаться трещины.
Сначала малец просто прикрывался, когда наглые кулаки отбросили горбушку в грязную лужу и осыпали его острыми тычками. Когда они начали бить всерьёз, он прижался к земле и начал молить, чтобы те перестали. Ему было больно и страшно, и всё, чего хотелось, так это того, чтобы эти уроды остановились.
Но им оказалось мало. Крики будто злили их, и самый главный ублюдок со смехом, обнажая гнилую улыбочку сказал двоим, чтобы держали Гара, а сам достал маленький поганый ножичек, схватил своими грязными ручонками язык и отрезал от него добрую половину.
Сдавленный крик разнёсся по округе. Стряхнув кровь с ладоней на упавшего Гара, гады пошли прочь, отставив мальчишку лежать в грязи и выть. Он пытался позвать на помощь, но из горла выходили только хлюпающие неразборчивые вопли.
И в тот момент в его голове что-то щёлкнуло. Сквозь ужасающую боль и собственные стоны в его страдающей голове промелькнула идея о жестокой мести. Она заглушила мучительные позывы. Гар по-прежнему чувствовал себя ужасно, что неудивительно. Но желание расквитаться за каждое пережитое страдание держало его на ногах. Найдя ржавый металлический прут, он начал блуждать по деревушке, постепенно погружающейся в ночную пучину, и искать обидчиков, не разошедшихся по домам.
Нашёл он лишь одного, а затем беспощадно избил того до полусмерти. Мальчишка умолял перестать, но обезумевший Гар был непреклонен. С каждым криком он бил ещё и ещё, пока тот совсем не затих. А затем бросил палку и пошёл прочь.
В степях его нашли кочевники. Разумеется, захватили в качестве раба. Никто не собирался помогать ему, да и задавать лишних вопросов тоже. Впрочем, и сам Гар не произнёс с момента своего побега из деревушки ни слова. Только мычал, когда его заломили и связали.
В плену он пробыл не так уж и долго, но достаточно, чтобы страдания обратились злобой. Густой, чернильной, уже не выводимой из охолодевшего сердца. Его не избивали, не издевались, но заставляли сидеть в клетке, подобно грязной шавке и выполнять самую грязную в прямом смысле работу. Работу деревенского золотаря или попросту говночиста, например.
Гар ненавидел их, но даже сказать об этом не мог. После всего случившегося он будто забыл, как разговаривать. Мысленно произносил слова, угрозы, проклятья, но из горла вырывалось только неразборчивое мычание и нечитаемые звуки. Он существовал, не желая так существовать, но желая жить. Мечтал убить каждого в лагере, но ходил, гремя оковами, и молчал.
А потом к эти уродам-кочевникам заявился мужик. И в отличие от пленников, которые их ненавидели или боялись, он вёл себя слишком развязно. Также, пришлый отличался от других жителей степей, питающих ту же злобу, но проявляющих уважение, измеряемое лишь в силе, ведя себя чересчур самоуверенно. Чем-то он напоминал их, по-хозяйски разгуливая меж лагерных юрт, но явно не принадлежал ни к какому из племён. Не было в нём какой-то вычурности, присущей их весьма открытым одеяниям.
А дальше он насторожил Гара ещё больше, изъявив большое желание выкупить некоторых пленников, в числе которых был и парнишка. Удивление перемешивалось с непониманием, зачем ему вообще сдались невольники. Однако вопросов парнишка не мог, да и не хотел задавать. Ему больше верилось в перспективу уйти из лагеря, затем убить этого мужика, а после бежать, чем вырваться из рабства.
Пленников он действительно выкупил: помимо Гара лагерь покинуло ещё пять человек. Клейма он вешать не стал, и удивительно, но никто не попытался сбежать сразу. Впрочем, причина этому в виде находящегося рядом племени кочевников всё же была. Сразу же этот мужик, представившийся Рафаилом, обрисовал ситуацию, что нужны ему те, кто будет не прочь заняться грязной работёнкой в виде грабежей, убийств и прочих дел большой дороги. Право на отказ имелось, но тогда нужно было отработать своё освобождение. Никто из невольников перечить не стал, даже Гар мысленно решение решил отложить. Всё же в голове у него до сих пор зрел план побега…
***
Однако ясная ночь, глядящая сотнями мерцающих звёздочек на путников, устроивших привал в заброшенной деревушке в нескольких часах пути от стоянки степняков, преподнесла свои сюрпризы. Пока остальные спали, и даже Рафаил, устроившийся где-то в отдалении в дозоре, начал похрапывать, Гар не смыкал глаз, вслушиваясь в каждый звук. План в его голове претерпел изменения, и, раз уж «покупатель» ушёл в другую часть деревни, его можно было не убивать. Парнишка намеревался через некоторое время, когда ночь уже начнёт клониться к рассвету, тихо бежать. Всё же, оковы с него сняли.
Однако вдруг до его ушей донёсся далёкий, но явно
