– Юля, мы его зачали тогда в клубе в кальянной, верно?
Застываю. Он тоже. Судя по всему этот вопрос вырвался сам собой. Сегодня мы его не планировали, как и ребенка.
Матвей быстро и якобы равнодушно добавляет:
– Я прикинул, посчитал. Не ошибся?
Настроение резко меняется. Адекватность и рассудительность лопаются как передутые шары. Перестарались новоявленные родители. Мы бросаем друг на друга безумные взгляды. Оба прекрасно помним, какими ревнивыми и до одури влюбленными можем быть. Мучительно–болезненное прошлое нагоняет и накидывает аркан на шею. Детали всплывают в памяти, пираньями жрут на живую.
– Думаю, не ошибся, – говорю я четко.
– Понятно.
Матвей выглядит спокойным, нейтрально улыбается, но я отчетливо понимаю, что внутри него буря, отголоски которой искрами падают на меня и жгут. Жгут. Жгут. Нужно продолжать говорить. Не оставлять эти темы закрытыми.
– Я очень жалею, что была выпившей. Не сильно, но всё же была. Надеюсь, это никак не отразится.
– Уверен, что нет.
– Мы с тобой ссорились сильно. Страшно вспоминать.
– Это тоже вряд ли отразится, – он отмахивается.
Буря становится сильнее. Набираюсь смелости и шепчу:
– Матвей, ты ведь не сомневаешься, что это твой ребенок? Если нужно, мы можем сдать тест. Если тебе будет спокойнее.
Он чуть отшатывается, но берет себя в руки и брякает в прежней легкой манере:
– До этого момента и не думал сомневаться. Шучу, Юль. Всё в порядке.
– Но тебя что–то тревожит, я же вижу.
Он серьезнеет, и меня вновь накрывает любовью от того, каким я его вижу: красивым, собранным, ответственным. Моим лучшим... нет, единственным другом и по–настоящему близким человеком.
– Юлёк, меня много чего тревожит, малышка. Нужно решать вопросы с деньгами, переездом, если понадобится. С ненавистью твоих родаков. При этом у меня сессия.
Я наклоняюсь ближе.
– Ты... – осекаюсь, понимая, что в лоб говорить не идет. Он закрывается. Будто хранит меня от своих каких–то переживания. – Мы расстались, Матвей. Оба решили начать новую жизнь. Попробовать с другими партнерами. Сравнить и всё такое. Я всё это понимаю. Мы не планировали эти обстоятельства. Но я хочу, чтобы ты знал, что я ничего не успела. – Смотрю ему в глаза. Пульс вновь шарашит. – В плане, у меня был только ты один. Всегда.
– Даже в плане поцелуев? – вырывается у него. Глаза становятся пустыми, безразличными. – Общения? Флирта? Мыслей попробовать?
Он говорит про Костю. Просто перечисляет то, что между нами было.
– Иногда мысли, это просто мысли.
Дистанция возникает мгновенно. Ничего больше не происходит, ни слов ни взглядов, но она материальнее окружающей мебели.
– Если бы ты с ним не целовалась, боюсь, милая, у нас бы не было этого ребенка, – выносит приговор Матвей. Смысл слов просачивается глубоко внутрь. Я прикрываю глаза, понимая, что именно не дает ему покоя.
– Не знаю. Не думаю.
– Ты была возбуждена, я это видел, ощущал и воспользовался. Поэтому ребенок мой.
Мои глаза расширяются. Боже, да что же ты себе навыдумывал! Открываю рот, закрываю. Открываю снова.
– Матвей, ты меня здорово напугал в тот вечер. И разозлил. Потому что был словно чужим человеком! Но при этом... еще и понравился, – последние слова я говорю совсем тихо. Беззвучно.
О таком сложно кричать! И он, конечно, пропускает их мимо ушей:
– Чушь. Мы оба хотели секса, друг с другом было понятнее и проще. Вот и трахнулись.
– Ты меня не любил? – осаживаю.
– Я тебя любил до усрачки, – выпаливает он. – Но всё испортил. Ты проводила время с другим чуваком, я был так занят своими проблемами, что не замечал этого. Фиксик показал мне фото, где вы лежите в обнимку. Я даже не знаю, когда оно было сделано.
– Матвей, мне было очень больно, когда я осознала, что предаю тебя.
– Всё нормально, Юль, – поспешно говорит он, словно одумавшись. Берет мою руку, подносит к губам, целует. – Прости. Я не собирался тебя расстраивать, ненавижу себя за это. Пожалуйста, не плачь. Ты верно сказала про обстоятельства. Мы связаны на всю жизнь. Давай пообещаем друг другу, что сделаем всё возможное, чтобы этот ребенок рос счастливым. Это новый человек! Остальное всё — хрень собачья.
– Конечно.
– Я отвезу тебя домой, потом поеду на завод. Блть! Как он меня теперь бесит, Юленька, когда появился новый стимул. – Проводит руками по волосами, трет глаза.
– Расскажи мне как именно бесит. Что ты вообще там делаешь, какие задачи выполняешь. Интересно.
– Не хочу жаловаться, – посмеивается. – Хвастаться сильно нечем.
– Я бы послушала. – Осторожно. С придыханием. Бегом бежим от прошлой темы, только пятки и сверкают.
Матвей мешкает, потом всё же качает головой.
– Просто бесит. Забей. Так по–тупому попасть.
– Ничего страшного, – говорю я, сжимая его руку. – Ошибаться — это нормально. Главное, что все живы и здоровы.
– Это да, времени мало остается до рождения. Но я что–нибудь придумаю, и мы всё успеем.
У тебя полная каша в голове, но я люблю тебя.
Нам приносят салат. Матвей двигает его мне и подает вилку.
– Я правда не голодный, – врет почти искренне.
Беру, ем с аппетитом. Хочу поделиться, но пахнет просто обалденно и на вкус супер. Не замечаю, как съедаю всё до последнего листочка.
Ошибаться — это нормально. Бросаю взгляд на Матвей. Переставать любить — должно быть, тоже. Какая же у нас с ним банальная история. И совсем небанальная дружба.
Глава 28
Пару дней спустя мы с Матвеем пулей взлетаем по лестнице и заваливаемся в детскую комнату. Он подходит ко взрослым и выпаливает:
– Привет. Я — Человек–паук. Сорри за опоздание. Где можно переодеться?
Совершенно серьезно.
О да! Когда работаешь аниматором вместе с Матвеем, самое главное не заржать.
Я не ожидала, что он приедет. Просто так ляпнула, что терпеть не могу эту роль! Помощь стала шокирующим сюрпризом.
Родственники именинника, видимо, тоже не ожидали. Окидывают его оценивающими взглядами, смеются.
– Человек–паук?
– Да, это я.
– Судя по вашему лицу, опасная у вас работенка, молодой человек, – подкалывает один из мужчин.
– Вы бы первоклассников видели, – бахвалится Матвей. После чего широко улыбается, смягчая смысл грубой шутки.
– Он упал, – успокаиваю я. – Матвей очень мирный.
