на своих, но слизеринцы вели себя вполне пристойно, шумели не больше других. Он не нашел на трибунах Макнейра-старшего и Маркуса Гойла, но зато с радостью обнаружил миссис Мальсибер. Она тоже его заметила и приветливо кивнула.
Нетерпеливое предвкушение нарастало. Младшие уже не могли усидеть на месте, то и дело вскакивали, выглядывая за высокие деревянные ограждения: ну, когда же, когда? Кто-то из озорства выпустил из палочки сноп искр вверх — ряды школьников расцветились множеством мелких фейерверков и, тут же, словно повинуясь их призыву, откуда-то с неба грянули фанфары.
Кольцо огней вспыхнуло еще ярче, высвечивая в центре поля три человеческие фигуры. Главы магических школ, облаченные в лиловое, синее и алое, стояли на высоком белом помосте. Торжественная музыка смолкла, и вместо нее зазвучал усиленный «Сонорусом» голос Дамблдора:
— Итак, мы начинаем!
Фигура в синем повернулась к экранам и взмахнула руками. Блики побежали чаще, слились в единое мерцание и пропали, сменившись двумя яркими четкими картинами: просторный зал с высоким потолком и окнами, сквозь которые лился солнечный свет; заросшая травою поляна в тени деревьев на фоне смутно голубеющего далекого моря. И зал, и лес не были пусты: с экранов улыбались и махали руками студенты и преподаватели канадского колледжа и китайской школы.
— В Ванкувере середина дня, в Хогвартсе — ночь, а на острове Ламма — уже завтрашнее утро, — продолжал директор. — Мы разделены во времени, но сейчас, как и полагается волшебникам, творим чудо: объединяем наши времена!
Даже «Сонорус» не смог тягаться с радостным гулом трибун и людей на экранах. Впрочем, вступительная речь, похоже, закончилась: лиловая мантия уступила место красной и отошла на край помоста.
Алый шелк тихо струился в воздухе, делая госпожу Хань похожей на цветок ее родного острова. Волшебницу окутало золотое сияние, и она запела. Звучный, сильный завораживающий голос взмыл к небу и вернулся призрачным аквамариновым водопадом, в мгновение ока затопившим поле. На волнах закачались лодки, развернулись белые крылья парусов, невиданные пестрые птицы закружились над ними... Незаметно в голос вплелась музыка, и вот уже на берегу волшебного моря выросли фантастические здания, невесомо-воздушные, одно удивительнее другого... их создавал Стивен Монаган, в ладонях которого мелькали короткие белые молнии.
Альбус Дамблдор стоял, не шевелясь, точно давая коллегам возможность вдоволь насладиться творчеством. Но вот и он взмахнул палочкой... поток огня рванулся ввысь, и ночь озарилась светом нового солнца — гигантский феникс парил под звездами! Он поднимался все выше и выше, становясь нестерпимо ярким, и вдруг распался на фигуры льва, змеи, орла и барсука. Песня и музыка метнулись к ним, образы сплелись в неведомом танце, взорвались праздничным многоцветным салютом и вспыхнули в черном небе огненными буквами: «Да здравствует Игра!»
Глава 15. Хохот банши
Привидения любят выпить... Кровавый Барон, во всяком случае, любил. Конечно, человеческий алкоголь им недоступен, но кто сказал, что нужный результат обеспечивают лишь материальные субстанции? Чепуха! Не хуже многозвездочного коньяка взбадривает, например, хорошо выдержанный колокольный звон. От правильно собранного детского смеха радости не меньше, чем от шампанского. Ну а если надо расслабиться, то лучше лунного света и не придумать. Барон и не придумывал, а просто потягивал из призрачного бокала серебристо-белое свечение и, устроившись в любимом кресле в кабинете декана, вспоминал сегодняшнее открытие Игр.
Хозяин кабинета отсутствовал: он уже в который раз отправился в дальний тупик слизеринских подземелий, где за магическим экраном прочертила стену трещина. С каждым днем она делалась глубже, а декан — мрачнее.
Солидно и размеренно двигался маятник напольных часов в углу. Потрескивали дрова в камине. С тихим стуком дрогнула и покачнулась пустая рама портрета Морганы на стене. Это значит, там, внизу, что-то снова ударило в каменную кладку.
— Магический экран на них не действует, — наконец донесся от двери усталый голос. — Хоть бери да нанимай магов-каменщиков...
— А что директор? — блеснуло лунным напитком привидение.
— Всё то же, — человек упал в кресло напротив. — Сказал, мол, Сизигия закончится, и они успокоятся. Усиливай экран и спи спокойно. Ему легко говорить!
— Ну, другие деканы до тебя иногда так и поступали.
Снейп изумленно уставился на призрака, а тот продолжал, неторопливо прихлебывая из бокала:
— Тролли не вчера явились в подземелья, и, так уж получилось, первыми на их пути всегда становятся представители твоего Дома. Это, можно сказать, вопрос чести Слизерина.
— И как же действовали мои предшественники?
— По-разному, — не сразу ответил Барон. — Бывало, все-таки добивались помощи директора. Звали и других деканов. Все вместе прогоняли троллей. Но затем, — он сделал многозначительную паузу, — затем декан, который попросил помощи, в течение полугода подавал в отставку. О нет, его не начинали презирать, никаких упреков ему никто не высказывал. Возможно, отставка имела самые естественные причины... Но такая закономерность существует уже много веков.
— А если слизеринский декан все-таки не справлялся в одиночку? — тихо спросил Снейп.
— Если он не справлялся, то погибал, — тон призрака был исключительно ровный. — Или, как я уже говорил, оставался жив и здоров, но подавал в отставку.
— Скажите, это только у слизеринских деканов такой выбор, или у глав других Домов также имеются свои, хм, сюрпризы? Что-то я ничего подобного не слышал.
— Разве тебе сейчас должно быть дело до других Домов?
Снейп не нашелся что ответить. Смущенно кашлянул, покосился на парящую рядом с бокалом бутыль лунного сияния.
— Последовать вашему примеру, что ли... — призвал из шкафа початую бутылку огневиски и стакан. — Конфисковал у шестикурсников. Устроили в туалете паб, паршивцы ушлые.
— И все-таки: что ты намерен делать?
Северус залпом выпил полстакана и лишь потом ответил.
— Уж точно не подавать в отставку. Господин Барон, вы не забыли, что Слизерин — факультет темных магов? Темные, как известно, те еще гады, поэтому не гнушаются любым оружием. Особенно совершенно запрещенным и абсолютно незаконным. Потому что именно оно, как нарочно, оказывается самым эффективным.
— За тебя, слизеринский негодяй, — ухнуло привидение, поднимая бокал с лунным светом.
— За вас, скрытная слизеринская язва, — отсалютовал ему человек.
Утром он собрал всех в гостиной.
— Прежде чем мы пойдем наверх, мне надо кое-что вам сказать.
Помолчал, добиваясь полной тишины.
— Прямо за вашими спальнями
