class="p1">Земля загрохотала. Времени на объяснения не было.
– Бежим! – крикнула я, не останавливаясь.
Райн бросил тело кроверожденного на плиту, и мы понеслись по коридорам.
Скорее всего, Райн был прав, что мы подошли к концу лабиринта. Следующие две двери были открыты, их держали тела человека и ришанина. Стены украшали красноречивые пятна крови – изящные брызги красного, слишком тонкие для крови из ран. Следы магии крови.
Мы встретили всего двоих участников турнира. С ребенком и при своих ранах мне пришлось полагаться на защиту Райна гораздо больше, чем хотелось. Он вырубил их довольно легко. В коридорах после нас осталось лежать на два трупа больше.
– Райн! – громко прошептала я, когда мы завернули за угол, и указала окровавленным клинком налево – на ворота, отмеченные горящими факелами Ночного огня.
Эти ворота были крупнее остальных: двустворчатые, богато украшенные двери из металла, с каждой створки которых в пространство вглядывался глаз Аларуса.
Конец? Наверное. Уже пора бы.
Перед нами оказалась одна каменная плита. Мы с Райном переглянулись и посмотрели на девочку, которая тихо плакала, едва воспринимая происходящее.
Он нападет на меня. Я знала. Или на меня, или на ребенка.
В ту секунду, как он пошевелился, я взмахнула рукой.
Мой клинок ударил в крепкие мускулы его плеча под кожаным доспехом. Райн открыл рот, затрясся и зыркнул на меня.
– Да что это такое?! – прошипел он, не разжимая зубов. – Я вон за ним шел!
Он указал мечом на безжизненное тело в дальнем углу, проворчал длинную череду ругательств и выдернул мой клинок из своих доспехов.
М-да.
Я покрепче схватила ребенка и пробубнила что-то типа извинения, но Райн остался непреклонен. Я хотела сообщить, как ему повезло, что в мече не осталось яда, но подумала и решила, что он не оценит.
Райн взвалил тело на плечо и уже возвращался, когда меня ударила волна боли – едкая, всепоглощающая, как будто меня ошпарили с ног до головы.
У меня было одно мгновение понять, что происходит. Анджелика нанесла мне удар.
Я едва сумела отразить его – моя единственная свободная рука задрожала от напряжения, которое потребовалось, чтобы сдержать ее атаку. Все перед глазами залило красным. Каждый вдох саднил. Порезы на руках Анджелики задрожали, и дымка сгустилась.
– Я же сказала, что убью тебя на ристалище, – улыбнулась она.
Тело прижавшейся ко мне девочки напряглось от боли. В состоянии ли ребенок пережить такое?
Я слышала, как приближаются шаги Райна, он бежал к нам. Успел уже уйти далеко. Еще несколько секунд, и он будет здесь. Разумно было бы подождать его. Я могла это вытерпеть – а вот девочка, наверное, нет.
Уклоняясь от удара, я в один важный момент не закрылась.
Меня подкосил удар в бок.
Я упала. Последними проблесками сознания успела отодвинуть девочку, чтобы не придавить ее весом своего падающего тела, – и рухнула наземь.
Рука с когтями тотчас сжала мне горло. Я нашла глазами ворота, высокие, сияющие, сулящие безопасность, а все остальное виделось размытым. Я попробовала нащупать свою магию, но она растворялась без пользы и не давалась в руки. Вечно ее нет, когда она больше всего нужна.
Я ощупала бок. Едва прикоснувшись к кинжалу, который Анджелика туда всадила, я скорчилась от боли. Но поразительно, что способно вынести тело, чтобы остаться в живых.
Кинжал я все же выдернула и вонзила в Анджелику.
Она разразилась проклятиями и ударила меня головой об пол.
Все побелело, потом почернело.
Я лишь отчасти была в сознании, когда Райн оттащил Анджелику прочь. Я не могла отвести взгляд от потолка. Сколько времени прошло? Секунды, минуты? Рев толпы внезапно разросся, стал громче. Мир кружился.
Райн склонился надо мной:
– Орайя, уже почти все позади.
Казалось, он громко кричит, но звук пробивался как будто издалека.
– Вставай. Быстро! У нас нет времени!
Я с трудом повернула голову. Лежавшая безвольной массой на полу Анджелика шевельнулась. Я посмотрела на девочку. Она была без сознания, нога болезненно подогнулась, темные волосы упали на лицо. Какое все удивительно знакомое… Словно смотришься в зеркало.
С большим усилием я встала на четвереньки, оттолкнув руку Райна, и заплетающимся языком велела:
– Оставь меня в покое.
– Слышишь, принцесса, я не собираюсь…
– Оставь меня!
Я подползла к девочке. Взяла ее на руки. Заставила себя встать. Мой взгляд уперся в ворота впереди, хотя они колыхались и расплывались перед глазами.
Сколько там, десять шагов? Я пройду эти десять шагов.
Райн схватил меня за руку – думаю, от досады, а может, чтобы не дать упасть.
– Что ты делаешь? – прошипел он.
На это я не могла бы ответить, даже если бы захотела. Эти последние шаги отняли все мои силы.
И все-таки я не дала себе помогать. И все-таки я не выпустила этого ребенка.
Я пересекла порог и упала на колени.
Передо мной раскрывался амфитеатр, величественный и богато украшенный. Трибуны заполнили тысячи зрителей, которые кричали, требуя крови. И даже в этой толпе я сразу нашла Винсента – прямо передо мной. Он смотрел на меня с откровенным ужасом, словно у него вырезали сердце и сунули мне в руки.
Я вдруг поняла, насколько Винсент меня любит.
Интересно, у меня тоже такой вид, когда я смотрю на эту маленькую девочку? Именно такой?
При мысли о ней меня охватил внезапный страх. Это же хищники. Все. А она – добыча. Моя кровь текла вместе с ее кровью.
Я повернулась к Райну и выдавила из себя:
– Не отдавай им ее.
Мир померк. Я не помню, как упала, но вдруг оказалось, что я смотрю в небо, впиваясь ногтями Райну в руку, а второй рукой в отчаянии прижимаю безвольное тело ребенка к груди. Нас обступили ночерожденные солдаты.
– Не отдавай им ее! – еще раз в отчаянии попросила я.
В глазах потемнело.
Райн наклонился ко мне – ближе, чем я кому-либо когда-нибудь позволяла, – и тихо произнес, торжественно, как клятву:
– Не отдам.
Глава двадцатая
Когда я пришла в себя, в руках было пусто.
Я несколько долгих мгновений смотрела в потолок. Живот крутило. Картина на потолке – ночное небо – двигалась, потому что вращался весь мир. Я подняла руку к груди и почувствовала только собственные медленные вдохи и выдохи.
Ребенка не было.
Воспоминания об испытании возвращались ко мне фрагментарно, укладываясь в разрозненную мозаику. Конец его представлял собой лишь размытый, плохо прорисованный намек на картинку.
Девочка. Я помнила, какой она была вялой. Как сильно мы вдвоем ударились об пол. Помнила, как
