Палаты были забиты под завязку. Мы прошли в отделение интенсивной терапии, где, узнав, что я сосудистый хирург, один из врачей поинтересовался моим мнением о человеке с простреленным левым коленом. Пациента уже прооперировали, и на колене у него стоял внешний фиксатор. Как оказалось, хирург подготовил сосуды, чтобы обойти поврежденные артерию и вену. По сравнению с правой левая нога пациента была бледной и холодной; икра сильно распухла, и он испытывал сильную боль. Раненый провел в операционной восемь часов.
Отправляясь в зону боевых действий, я беру с собой определенное количество собственного снаряжения: хирургические халаты и маски, очки с четырехкратным увеличением, которые помогают мне оперировать на крошечных кровеносных сосудах и кожных лоскутах, используемых в пластической хирургии. Я беру с собой налобный фонарь, чтобы продолжать работать, если отключатся генераторы или погаснет свет, – кроме того, он помогает лучше разглядеть рану изнутри. Еще я беру с собой фетальный допплер – аппарат, позволяющий прослушивать кровоток в мелких периферических сосудах, когда в артериях недостаточно давления для появления пульса. Все это я вожу с собой в большом потрепанном старом чемодане.
Я достал свой фетальный допплер, чтобы прослушать периферийные сосуды пациента. Насколько я мог судить, в его ноге кровоток полностью отсутствовал. Кроме того, я обратил внимание, что не было проведено фасциотомии, а при повреждении сосудов она играет очень важную роль. Мышцы на ноге покрыты плотной стягивающей оболочкой, фасцией. Она чем-то напоминает жесткую пластиковую пленку. Когда рука, нога или любая ткань в организме длительное время лишена доступа крови, клетки и мышцы перестают нормально работать и начинают набухать. Эта проблема решается фасциотомией – рассечением плотной ткани, окружающей мышечную ткань. Операция относительно проста, но выполнить ее нужно правильно, иначе пациент обречен на потерю ноги.
Осмотрев пациента, я сообщил врачу интенсивной терапии, что – хоть и могло быть уже поздно – необходимо провести фасциотомию, в противном случае ампутации не избежать. Я поинтересовался, кто из хирургов занимался лечением этого человека, на что он пожал плечами и ответил: «Мы на войне. Неважно, кто этим занимался и где он сейчас, самое главное – помочь пациенту». Разумеется, он был совершенно прав, но, имея опыт общения с невероятно заносчивыми хирургами, как на родине, так и в полевых условиях, я решил, что лучше спросить заранее.
В считаные минуты пациента прикатили в операционную, в то время как я нашел Майка, американского хирурга, и рассказал ему о том, что собираюсь сделать. Он согласился с необходимостью операции и сказал, что будет ассистировать. Когда мы обрабатывали руки, раздались сердитые крики на арабском. Майк продолжил мыть руки, а я остановился и обернулся. Передо мной стоял хирург, изначально лечивший пациента, – он был в бешенстве. Это был египетский врач лет тридцати пяти, он потребовал, чтобы я представился. Я ответил, что я сосудистый хирург – консультант из Великобритании, работающий на «Врачей без границ», и прибыл сегодня вместе с другими врачами. Он настаивал, что я не имею права оперировать этого пациента, и попросил меня покинуть операционную. Обстановка накалялась.
Подобные ситуации требуют искусного дипломатического подхода. Как бы ты ни был потрясен плохой работой коллеги, необходимо оставаться спокойным и вежливым. Понимая, что жизнь пациента под угрозой, я был зол и обеспокоен – мое сердце забилось быстрее, и я почувствовал, как встают дыбом волосы на руках. Вместе с тем для меня это было не впервой, и я знал, что лучшее решение – это попытаться выйти из ситуации с улыбкой.
– Прежде чем я покину вашу операционную, – ответил я, – не могли бы вы быть так любезны показать, что будете делать с бледной ногой этого пациента. Мне было бы крайне интересно познакомиться с вашей методикой работы.
Он посмотрел на ногу, не в состоянии отрицать, что у пациента проблемы с кровообращением, и крикнул медсестре, чтобы она сняла повязку. Он собирался оголить сосуды и показать нам, что пересаженная им вена работает. Закончив, он с ликующим видом повернулся ко мне, предлагая взглянуть. Кровеносные сосуды вокруг колена действительно работали на ура, но он оставил артерию открытой, и она была обречена на заражение, которое привело бы к разрушению соединения между артерией и пересаженной веной. Пациент, скорее всего, истек бы кровью из-за вторичного кровотечения.
– Почему нога до сих пор белая? – спросил я.
– Еще порозовеет, – только и нашелся он что ответить.
Тогда я решил предложить ему провести фасциотомию, потому что нога была слишком опухшей. Никогда не забуду его реакции – он стал пунцовым от злости и закричал:
– Я никогда не провожу фасциотомию!
Меня так и подмывало ответить: «Что ж, теперь проводишь» – и врезать ему по лицу, но пришлось поставить интересы пациента на первое место. Я стал сверлить его взглядом, соображая, как далеко придется зайти. Расправив плечи, я твердо, но спокойно сказал:
– Очень сожалею, но я хирург-консультант, и у меня намного больше лет опыта, чем у вас. Я считаю, что фасциотомия необходима, и собираюсь ее провести.
Я попросил подать мне скальпель и сделал два длинных разреза по обе стороны ноги, рассек подкожно-жировую клетчатку, чтобы добраться до фасции, и провел операцию. Увы, часть мышц уже омертвела, и я показал их своему несдержанному коллеге, сказав, что теперь ему придется обсудить с пациентом, когда тот проснется, ампутацию выше колена. Мы закончили операцию в полной тишине, и, когда я перевязал ногу, хирург ушел – больше я никогда его не видел.
Этот неприятный инцидент дал общее представление о том, что ожидает в «Аль-Хикме» нашу группу волонтеров из «Врачей без границ». Остаток того первого дня я прогуливался вокруг, чтобы посмотреть, что творится в операционных и шатре, где сортировали раненых. Этот шатер был обставлен различным оборудованием, включая аппарат УЗИ и переносные рентгеновские установки, и готов к работе, ждать которой долго не пришлось.
Мы услышали вдалеке приближающийся вой сирен машин скорой помощи. Внезапно в шатре все пришло в движение – в ожидании многочисленных потерпевших сюда прибыли десятки людей. У входа толпились врачи с эмблемами Международного медицинского корпуса, другие были в красных рубашках итальянской гуманитарной неправительственной организации EMERGENCY[67], а многочисленные ливийские студенты-медики стояли с каталками наготове.
Мы с Майком были посреди этой толпы, когда на территорию больницы влетели машины скорой. У некоторых были треснуты лобовые стекла, другие выглядели и того хуже, с обнаженными радиаторами на месте оторванного снарядом капота. Вскоре здесь воцарился полный хаос – перед шатром собралась толпа из более чем двухсот человек. Некоторые были вооружены АК-47 и другими автоматами, и все новые машины скорой помощи проносились через это сборище людей, которые разбегались из-под колес в разные стороны. Стояла оглушительная какофония криков и ревущих сирен. Я схватил Майка за руку и, поскольку мы никого здесь не знали, предложил просто постоять и посмотреть, как они будут со всем справляться.
