был жив, но находился без сознания. Я попытался открыть ему глаза. По глазам я не смог установить, был ли он жив, но я заметил, что он дышал».
Мюллер заверил обреченных на смерть осужденных, что за патриотическое участие в этой акции их помилуют и освободят. В действительности все они были уничтожены.[165]
Третий рейх во Второй мировой войне
Почти половину от всего времени своего существования Третий рейх провел в экстремальных условиях Второй мировой войны. Условия диктатуры и жесткой централизации управления лучше всего подходили для ведения войны. Однако по ресурсам, людским и материальным, Германия далеко уступала государствам Антигитлеровской коалиции. Кроме того, вплоть до 1943 года Гитлер не шел на сколько-нибудь серьезное сокращение гражданского производства, опасаясь недовольства населения из-за нехватки потребительских товаров. Свертывание гражданских отраслей в пользу военного производства началось только после поражения в Сталинграде. В начавшейся же после случившегося в СССР краха блицкрига войне на истощение у Третьего рейха не было шансов на победу.
1 сентября 1939 года, в день нападения Германии на Польшу, Гитлер заявил в рейхстаге: «Не хочу ничего иного, кроме как быть первым солдатом Германского рейха. Вот почему я снова надел тот мундир (времен Первой мировой войны), который издавна был для меня самым святым и дорогим. Я сниму его только после победы, ибо поражения я не переживу». Тогда же он объявил: «Если же в этой борьбе со мной что-либо случится, моим первым преемником станет партайгеноссе (товарищ по партии) Геринг. Если что-нибудь случится с Герингом, следующий мой преемник по очередности – это партайгеноссе Гесс. Вы будете обязаны подчиняться им как фюрерам с такой же слепой верностью и повиновением, как мне самому. Если что-нибудь случится и с партайгеноссе Гессом, я, согласно закону, созову сенат, который должен будет избрать из своей среды достойнейшего, а это значит храбрейшего». После того как Гесс улетел в Англию в мае 1941 года, его место в очереди на пост фюрера занял Гиммлер, став, таким образом, третьим в иерархии Третьего рейха. Четвертое и пятые места в тот момент делили рейхсминистр просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс и глава партийной канцелярии Мартин Борман. В самые последние дни существования Третьего рейха, когда Гитлер перед самоубийством счел Геринга и Гиммлера предателями и лишил их всех постов, главой того, что осталось к тому времени от Третьего рейха и вермахта, стал рейхспрезидент и верховный главнокомандующий гросс-адмирал Карл Дениц, с НСДАП никак не связанный. А Геббельс и Борман, соответственно стали № 2 и № 3 в иерархии гибнущего рейха, заняв буквально на один день, до самоубийства, посты рейхсканцлера и министра по делам нацистской партии. Впрочем, в последние дни войны и несколько дней после капитуляции имел какое-то значение только пост Деница. Все остальные члены назначенного Гитлером правительства никакой роли вообще не играли, а многие даже не смогли приступить к своим обязанностям. Но в мае 1941 года о подобном исходе ни один из нацистских бонз не думал.[166]
Речь Гитлера перед рейхстагом. 1 сентября 1939 года. Федеральный архив Германии
Польша была разгромлена за месяц. Этому немало помогло то, что 17 сентября 1939 года в восточные воеводства Польши, согласно секретному протоколу к советско-германскому пакту о ненападении, вошла Красная армия. Под контроль СССР перешли Западная Белоруссия и Западная Украина.
23 ноября 1939 года, выступая перед руководством вермахта, Гитлер утверждал:
«Сейчас фронт на Востоке удерживается всего несколькими дивизиями… Россия в данный момент не опасна. Она ослаблена многими внутренними обстоятельствами. К тому же с Россией у нас есть договор. Договора соблюдаются столь долго, сколь долго это является целесообразным… Сейчас у России далеко идущие цели, прежде всего – укрепление своей позиции на Балтийском море (неделю спустя Красная армия вторглась в Финляндию. – Б. С.). Мы сможем выступить против России только тогда, когда у нас освободятся руки на Балтике. Далее, Россия желает усиления своего влияния на Балканах и направляет свои устремления к Персидскому заливу, а это отвечает и интересам и нашей политики… В данный момент интернационализм отошел для нее на задний план. Если Россия от него откажется, она перейдет к панславизму. Заглядывать в будущее трудно. Но фактом является то, что в настоящее время боеспособность русских вооруженных сил незначительна. На ближайшие год или два нынешнее состояние сохранится… Время работает на нашего противника. Сейчас сложилось такое соотношение сил, которое для нас улучшиться не может, а может только ухудшиться».[167]
Бросив почти все силы вермахта против Франции и британского экспедиционного корпуса, Гитлер в мае – июне 1940 года разгромил Францию и вынудил ее капитулировать. Британский экспедиционный корпус, хотя и с большими потерями, эвакуировался на Британские острова, где быстро смог восстановить свою боеспособность. Накануне Французской кампании вермахт без боя захватил Данию и, после тяжелых боев с норвежской армией и англо-французским экспедиционным корпусом, Норвегию. Норвежская кампания, в частности, привела к тяжелым потерям кригсмарине, лишившихся тяжелого крейсера «Блюхер», легких крейсеров «Карлсруэ» и «Кёнигсберг», 10 эсминцев (больше половины от их общего числа), артиллерийского учебного судна «Бруммер», восьми подводных лодок, миноносца, 11 транспортов и др. Эти потери серьезно подорвали способность Германии провести успешную высадку в Англии.
Первым о том, что германским войскам следовало бы попытаться высадиться в Англии сразу же после эвакуации британских войск из Дюнкерка, заявил фельдмаршал люфтваффе Альберт Кессельринг. Он писал: «Кто не рискует, тот не побеждает!.. Действия оставшейся в распоряжении англичан бомбардировочной авиации можно было сдержать одним лишь огнем зенитной артиллерии… Британскую истребительную авиацию можно было, благодаря соответствующей тактике, рассеять, обработать огнем и уничтожить». Большую надежду Кессельринг возлагал также на самоходные паромы Зибеля, парашютистов и транспортную авиацию. Однако, учитывая все известные сегодня факты, приходится признать, что и высадка сразу после Дюнкерка, в конце июня или в июле, была бы обречена на неудачу. Сам же Кессельринг писал, что «даже осенью 1939 года, когда решение о проведении кампании на западе было уже принято, наши подготовительные шаги ни в коей мере не предусматривали вторжения в Англию». Тогда еще никто не предполагал, что вопрос о десанте на Британские острова очень скоро встанет в повестку дня. Да и немцам очень трудно было заранее сосредотачивать в своих портах сотни судов для будущей дислокации в еще не захваченных портах Ла-Манша. В реальности для операции «Морской лев» требуемый тоннаж удалось сосредоточить только в августе, причем пришлось использовать даже речные суда. Люфтваффе только в июле восстановили свою мощь после потерь, понесенных в ходе французской кампании. Раз они не смогли помешать эвакуации из Дюнкерка, тем более трудно было рассчитывать, что они
