Пусть никто не думает, что Сталин сможет отвоевать Европу, стартуя из-за Урала! Это все равно как если б меня восстановили у власти в Словакии, и я смог бы оттуда отвоевать рейх. Это катастрофа, которая приведет к потере Советской империи».[161]
Определенное сочувствие высказывал Гитлер и советскому государственному строю, о чем он прямо говорил в своей ставке 11 апреля 1942 года, собираясь использовать некоторые элементы созданной Сталиным системы для организации управления и повседневной жизни на оккупированных советских территориях:
«Идея человеческой солидарности была силой навязана людям и может поддерживаться только такими же средствами. А поэтому несправедливо будет осуждать Шарлеманя (Карла Великого. – Б. С.), потому что, исходя из того, что он считал в лучших интересах немецкого народа, он построил всю государственную организацию на базе принуждения. Равным образом Сталин в последние несколько лет применял по отношению к русскому народу меры, очень похожие на те, что использовал Шарлемань, потому что также брал во внимание очень низкий уровень культуры среди русских. Он реализовал императив необходимости сплочения русского народа в совершенно твердую политическую организацию; не сделай он этого, он, возможно, не сумел бы ни обеспечить достаточно средств к существованию для разнородной массы, которая составляет СССР, ни предоставить ей такие блага цивилизации, как медицинское обслуживание, значение которого она не могла оценить по достоинству.
Чтобы удержать господство над народом на землях, которые мы завоевали к востоку от рейха, нам необходимо всеми силами удовлетворить их любое желание личной свободы, какое только они могут высказать, и тем самым лишить их всякой формы государственности и держать на максимально возможно низком культурном уровне. Нашим руководящим принципом должно быть следующее: эти народы имеют лишь одно оправдание своему существованию – экономическая полезность для нас. Нам надо сосредоточиться на извлечении из этих территорий всего, что можно извлечь. Для того чтобы стимулировать их поставки своей сельскохозяйственной продукции для нас и работу на наших шахтах и военных заводах, мы откроем по всей стране магазины, в которых они смогут купить такие промышленные товары, какие захотят.
Если бы мы начали заботиться о благосостоянии каждой личности, нам пришлось бы создать какую-то государственную организацию наподобие нашей собственной государственной администрации – и все, чего мы достигли бы, это ненависть масс. На самом деле, чем примитивнее народ, тем более возмущается он нетерпимой уздой любого ограничения свободы личности. Другим крупным недостатком организованного общества является, с нашей точки зрения, то, что оно вольет их в единую общность и даст этим людям связующую мощь, которую они будут использовать против нас. Как административная организация, максимум, в чем мы можем уступить им, это в форме коммунальной администрации, и только в той степени, в какой это может потребоваться для поддержания рабочего потенциала, т. е. для поддержания основных элементарных нужд индивидуума».[162]
А 22 июля 1942 года Гитлер счел созданную Сталиным стахановскую систему эффективной для ведения войны:
«Очень глупо насмехаться над стахановской системой. Оружие и оборудование русских армий – лучшее доказательство ее эффективности в использовании рабочей силы. Сталин тоже может потребовать нашего безусловного уважения. Он же по-своему чертовский парень! Он отлично знает свои примеры для подражания вроде Чингисхана и других, а размах его индустриального планирования уступает только нашему четырехлетнему плану. И нет сомнения, что он твердо намерен покончить с безработицей в России, какая существует в такой капиталистической стране, как Соединенные Штаты Америки…».[163]
Также и бывший министр вооружений Альберт Шпеер свидетельствовал, что Гитлер сочувственно отзывался о Сталине: «О Сталине Гитлер отзывался с большим уважением и особенно подчеркивал схожесть ситуаций, в которых они оба очутились и которые потребовали от них железных нервов. Он находил сходство между своим нынешним положением и ситуацией, в которой оказались защитники Москвы в конце 1941 года. Если же он вдруг вновь ощущал уверенность в победе, то с иронией замечал, что после поражения России во главе ее следовало бы оставить Сталина – разумеется, при условии его подчинения германским властям, – так как он, как никто другой, умеет управлять русским народом. Вообще он видел в Сталине родственную душу и, видимо из уважения к нему, приказал хорошо обращаться с его сыном, попавшим к нам в плен». «Хорошее обращение», как известно, в итоге привело к самоубийству Якова Иосифовича Джугашвили, сына Сталина, мужественно державшего себя в плену.[164]
Для нападения на Польшу Гитлер приказал создать предлог – нападение переодетых в польские мундиры немецких уголовников на радиостанцию в германском Глейвице 31 августа 1939 года. Вот что показал на Нюрнбергском процессе руководивший акцией сотрудник СД штурмбанфюрер Альфред Науйокс:
«Мюллер сказал, что в его распоряжении имеется двенадцать или тринадцать осужденных преступников, на которых должны были надеть польские мундиры и трупы которых должны были быть оставлены на месте происшествия для того, чтобы показать, что эти люди были убиты якобы во время нападения. Для этой цели была предусмотрена операция с впрыскиванием яда, которую должен был произвести приглашенный Гейдрихом врач; было также предусмотрено, чтобы на трупах имелись огнестрельные раны. После окончания инсценировки нападения на место происшествия должны были быть приведены представители печати и другие лица; далее должен был быть составлен полицейский отчет.
Мюллер сказал мне, что он получил от Гейдриха приказ предоставить в мое распоряжение одного из этих преступников для выполнения моей задачи в Глейвице. Условное наименование, которое он дал этим преступникам, было “консервы”.
Происшествие в Глейвице, в котором я принимал участие, было осуществлено накануне нападения Германии на Польшу…
Мои инструкции были таковы: завладеть радиостанцией и удерживать ее в течение времени, достаточного для того, чтобы позволить говорящему по-польски немцу, который был отдан в мое распоряжение, обратиться в эфире с речью на польском языке. Гейдрих говорил мне, что в этой речи должно было говориться, что настало время для вооруженного столкновения поляков и немцев. Гейдрих также сообщил мне, что он ожидал ответной германской атаки на Польшу в течение нескольких дней».
Однако Гейдрих изменил первоначальный план. Он приказал 150 эсэсовцам облачиться в польскую униформу, а заключенных, наоборот, переодеть в немецкую форму, чтобы после расстрела они были представлены «жертвами польских агрессоров».
Науйокс свидетельствовал:
«В полдень 31 августа я получил от Гейдриха по телефону условный сигнал, что нападение на радиостанцию должно состояться в тот же день в восемь часов вечера. Гейдрих сказал: “Для выполнения этого задания обратитесь к Мюллеру за “консервами”. Я это сделал и попросил Мюллера дать указание передать мне нужного человека поблизости от радиостанции. Он
