и потерся о висок мокрым носом. Вынырнувший из-за угла некто вида настолько же жуткого насколько и смешного, роста огромного (так вот для кого столь высокие потолки!) при этом худой и покрытый серебристым мехом в синих разводах — и не понять, воин или вельможа, но точно не простой слуга — удивленно и ошарашенно взглянул на Ольгу, сложил ладони вместе и поклонился по-басурмански, едва не грохнув лбом об пол.
Ольга кивнула, не менее оторопело взглянув на еще одно чудо-юдо, вышедшее вслед за первым. Низкое, округлое, колышущееся и покрытое чешуей оно представляло собой полную ему противоположность и вместе с тем выглядело дополнением. Кланяться оно не стало, просто растеклось серовато-малиновой пузырящейся лужицей, а затем собралось воедино. Рта у него не имелось, но Ольга поняла: чудо-юдо приветливо улыбнулось. Ему тоже пришлось улыбнуться в ответ.
Отступить обратно в комнату, прекратив загораживать путь, ее вынудил третий. Настолько чудной, что и сравнить не с чем. Весь словно перевитый виноградными лозами. С рогом на курносом носу на конце которого выросло маленькое деревце с лазоревыми листочками. И не из-за какого угла он не выходил, а возник прямо из воздуха, шикнул на припозднившихся подчиненных и тотчас же растаял снова. Те наконец отмерли и поспешили дальше по своим, несомненно, нужным делам. А за ними пошла и Ольга. Раз она не пленница и ходить может, где вздумает, то ни к чему в покоях сидеть. Коли Горану она срочно понадобится, тот точно сумеет ее отыскать в вотчине своей.
Дворец гудел переполошенным ульем, однако настолько причудливых чудо-юд, как та троица, Ольга больше не встречала. В подавляющем большинстве слуги и соратники Горана мало чем отличались от людей. Если, конечно, не заострять внимания на некоторых изъянах. Если же приглядываться, то нет-нет, а мелькнет из-под подола рыжей смешливой девицы, несущей куда-то лукошко синих ягод, лисий хвост. А у ее подружки — копытце. У невероятно красивого золотоволосого мальчишки ноги вдруг согнуться в другую сторону (завидовать впору: с коленями-назад точно не споткнешься ни об порог, ни об кочку). Или вот пробежал могучий воин с лебедиными крыльями, растущими из спины. Велетов тоже видала. И не одного: их с десяток прошагало по коридору. И все, такие разные, слуги и соратники Горана даже не думали друг на дружку пальцами показывать и над ней, обыкновенной и тем неинтересной, насмехаться. Разительное отличие от людей, которых хлебом не корми дай кого-нибудь высмеять, а еще «рыжим», «конопатым», «толстым» или «оглоблей» обозвать.
Никем так и не остановленная с не покинувшим ее Дворечиком на плече Ольга спустилась во двор и присела на огромный камень, не иначе именно для того здесь и выросший, чтобы существа не стояли стоймя, словно столбы соляные. Небо сегодня было ясным и темно-синим с яркими серебристо-голубыми звездами в зените. Солнце — золотой диск — светило вовсю, ярко, приятно и тепло, но не жарко. Почему оно не затмевало света звезд — одному Роду известно. И каким это, интересно, образом Ольга, обладающая глазами, явно для этого не приспособленными, могла смотреть на лик Хорса, не слепнув и не щурясь — тоже.
Дворечик переступил лапами по ее плечу и замурлыкал, словно довольный кот. Коготь прорвал ткань, а вместе с ней и кожу, но обращать на это внимание было лень — не так уж и больно, если подумать. Только рубаху жаль: вскоре она рисковала превратиться в обноски. Не то чтобы Ольгу очень уж то заботило, но чаровники не должны выглядеть ни петухами расфуфыренными, ни пугалами огородными. Чай, не любимые последователями чужого бога юродивые — не к лицу.
Трое стражников — люди как есть — в темно-синих шароварах и в длинных тогах из серебристого металла тащили через двор треногу величиной с телегу, пыхтели и тихо ругались. Двум другим, обхватившим огромный кристалл — по виду золотой смарагд, но Ольга не стала бы утверждать наверняка, — приходилось еще тяжелей. Тот, что шел последним, споткнулся и…
Ольга, не задумавшись даже, протянула руку, ловя кристалл в воронку силы, и едва не взвыла от напряжения — еще бы! подобные усилия не шли в сравнение с привычными ей чарами — постаралась не показать, насколько тяжело. Первые стражники уже установили свою чудовищную треногу и теперь молча взирали на то, как медленно и неохотно, но все же плыл по воздуху в их направлении большой камень. Упустившие смарагд стражи шли за ним на небольшом удалении, словно рассчитывали подхватить вовремя, если чары ослабнут.
Не требовалось великого ума, чтобы понять нехитрую конструкцию, Ольга движением пальца поместила камень в чашеобразное углубление на вершине треноги. Раздался щелчок — смарагд встал в невидимые впадинки, а тонкие, но наверняка прочные цепочки окончательно закрепили всю конструкцию, привязав ее к земле за кольца, самостоятельно выдвинувшиеся из плит, мостивших двор.
Стражники выстроились в линию и принялись кланяться, чуть не метя вихрами двор. Ольга кивнула, и они ушли. Удивительно, что никто из них за все время не проронил ни слова. Тятя уж на сколько в строгости держал дворовых и дружинников, а те вечно балаган учиняли и при работе, и при отдыхе. А уж если у кого что из рук валилось, от гогота и ругани стены тряслись. Видать, не просто так сказано: Навь тишину ценит.
«Не иначе потому молчание — золото, воплощенная смерть — то, чем Кощей ведает», — подумала Ольга.
— Вижу, ты уже освоилась и в моем дворце, и с моими подданными, — во дворе появился Горан, шел не спеша, наверняка видел все.
— Не сказала бы, — ответила Ольга. — По-моему, твои подданные ведут себя странно.
Горан пожал плечами.
— Не княжий терем чай, гнедо гадючье, — ответил он так, словно жил несколько лет к ряду в том самом терему. Впрочем, Ольга спорить не собиралась. Стоило раз послушать, как бояре родовитостью да богатством меряются, а их бабы и дочери друг дружке кости перемывают, чтобы согласиться: как есть гнездо гадючье. А в Царьграде, откуда иноземного бога тащат, и того хлеще, батюшка сказывал.
— Кем они считают меня? — не то, чтобы вопрос очень Ольгу интересовал, но правдивый ответ на него помог бы не ударить в грязь лицом при разговоре (а рано или поздно он произойдет) с каким-нибудь чудо-юдой.
— Союзником, — ответил Горан, как показалось Ольге, искренне.
Дворечик перестал
