обнаруживаем фазы быстрого сна, она все-таки присутствует. Кстати, у человека продолжительность
быстрого сна намного больше, чем у его ближайших родичей, быть
может, это еще один детский неотенический признак, отличающий нас
от прочих очень взрослых и очень волосатых приматов.
Итак, после внезапно продолжительного перерыва вернемся в моря.
То, что первые перешедшие к жизни в воде вторичноводные амниоты
уже были живородящими, само по себе могло подтолкнуть их к
переселению в водоемы: конечности у них еще были все-таки
примитивные, не способствовавшие скорости движения. Для того
чтобы благополучно живородить на суше, надо или иметь отличный
обмен веществ (как у плацентарных), достаточный для того, чтобы
таскать лишнюю массу, или же быть достаточно мелким, чтобы, опять
же, лишняя масса влияла на скорость не особо чувствительно, сохранялась возможность спрятаться в какую-нибудь щелку и было
проще использовать солнце для обогрева организма. Попробуй
обогрей крупнокалиберную тушку в несколько десятков кило, а вот
миниатюрному созданию достаточно недолго понежиться в лучах
солнца, и оно уже все прогрето и готово к «труду и обороне». Конечно, здоровяк дольше будет остывать, но охлаждающихся в его организме
детенышей это уже не спасет. Жизнь же в воде делала передвижение с
грузом потомства более легким, прекрасно позволяла спрятаться от
невлаголюбивых хищников – и, наконец, это была стабильная среда, в
которой температура колебалась не слишком сильно. Организм матери
остывал медленнее, чем на суше, и, в общем, детенышам было
хорошо. Дальше у меня есть еще две версии развития, по большей
части это фантазии, и мне кажется, идея с увеличением тяжести
потомка уже достаточно красива, но, возможно, в той или иной
степени они обе в мезозое все-таки сработали.
Первая менее вероятная, но я ее тоже приведу, так как она отчасти
объясняет историю мезозойской морской революции и немного
совпадает с уже высказанной выше. Переселяющиеся в океаны
экссухопутные не могли соперничать с поднаторевшими в умении
плавать и нырять коренными жителями. Как минимум переселенцам, имеющим уже развитые легкие, надо было увеличить тяжесть, чтобы
не болтаться как мячики у поверхности. Сегодня, в частности, для
этого крокодилы набивают живот камнями – гастролитами, но чтобы
создать отрицательную плавучесть, есть еще один, проверенный
миллионами лет эволюции способ – нарастить кости потолще и
поплотнее. Вот и у предков черепах, видимо, зачатки панциря
начинают формироваться в период, когда они придерживаются водного
обитания[99]. Придонные брюхоногие моллюски и брахиоподы с их
прочными раковинами мало отличались от каких-то там камней. Я так
думаю, они первоначально отправлялись в желудки к гостям с суши
вначале «по ошибке» вместе с гастролитами, но постепенно
гастролитоносцы вошли во вкус. Утолщение костей у переселенцев
также идет по всем фронтам, в том числе, видимо, становились
плотнее и крепче кости челюстей и зубы. И это открывало перспективу
питаться тем, на что остальные не особо обращали внимания, – теми
же донными панцирными организмами. С одной стороны, их не надо
было преследовать, в чем первые переселенцы с суши (некоторые из
них) были еще не слишком сильны, с другой – и разгрызать панцири
до этого времени никто не мог. Вернее, не было существ, которые бы
могли неспешно прогуливаться по дну, кроша местных панцероносцев.
Переселенцы заняли относительно свободную нишу, недоступную
другим.
В толще воды все обстояло сложнее, тем не менее и там проживали
вполне панцирные аммониты, вкусные и хорошо защищенные от
большинства других охотников.
Век дурофагов был недолог, хотя специалисты по питанию
существами повышенной твердости присутствовали практически во
всех группах триасовых морских рептилий: недавно питание
твердыми, покрытыми панцирями организмами было доказано для
раннего ихтиозавроморфа Cartorhynchus[100]. Так вот, несмотря на
распространенность, эти линии довольно быстро пресекаются: слишком узкая специализация загоняла их в эволюционный тупик, понижение уровня моря дало преимущество специалистам широкого
профиля – менее специализированным ящерам.
Но это произойдет потом, сперва же началась война: панцирные
делали панцири все мощнее, а пришельцы наращивали челюсти, зубы
и мышцы. Особо выдающейся зубастостью среди выходцев с суши
отличались плакодонты ( Placodontia), у которых зубы превратились
просто в настоящие жернова для размалывания панцирных
организмов. Не знаю, были ли среди плакодонтов теплокровные и
были ли среди них живородящие, но вообще образование даже самых
простых зубов удлиняет период
