наклоняюсь к ней и хватаю за плечико. Дёргаю к себе, одновременно протягивая руку — совсем не удивляясь, что она тоже выглядит как-то по-детски крошечной — чтобы отобрать ношу. Девочка протестующе взвизгивает и извивается, чтобы вырваться. У неё ничего не получается, ведь я держу крепко. На сердце становится легче: удержал!
Но тут она поворачивает голову и впивается зубками мне в ладонь; от неожиданности разжимаю пальцы. Всего лишь на мгновение, но и его хватает. Торжествующе захохотав, она резко разворачивается на месте, чтобы вновь пуститься в бег. Одна ножка цепляется за другую; девочка вскрикивает и теряет равновесие. Диск-зеркало выскальзывает из её рук, со звоном падает на пол.
Когда оно касается досок пола, всё вокруг заливает ярко-белый пульсирующий свет. Мощный удар в грудь отшвыривает меня прочь, а визжащую от ужаса девочку затягивает в этот свет. Я бросаюсь следом, чтобы удержать её, хватаюсь за подол платьица… но ткань слишком скользкая, чтобы удержать, и спустя пару секунд мои пальцы смыкаются на пустоте.
Свет медленно меркнет, а вместе с ним — и отчаянный крик девочки:
— Братик, помоги!
В следующую секунду всё вокруг рассеивается, и я падаю навзничь на камни. Нож почти выпадает из руки, но я вовремя перехватываю его и ожесточённо вонзаю в землю.
* * *
— Ещё бы чуть-чуть, и ты бы отправился в Алькарту к богам прямо тут, — гневно бросил мне Алдериан, затягивая узел бинта мне на груди. Я почти не услышал его, бездумно глядя в пустоту.
Я вспомнил.
Агата. Моя младшая сестра. Ей было четыре, когда она проникла в кабинет моего отца и нашла в ящике его стола пространственный артефакт, конфискованный у какого-то высокопоставленного чиновника. В тот злополучный день отец забыл запереть кабинет. Решив поиграть, она стащила его и побежала к себе в комнату.
Я побежал следом, чтобы помешать. Я был всего лишь на год старше Агаты, но понимал, что это очень опасная штука и с ней нельзя играть. Но что-то пошло не так, и её затянуло… неизвестно, куда.
Чтобы найти Агату, отец, а потом и я — когда подрос — бросили все силы. Он вплотную занялся изучением межпространственной магии, а я — поступил на службу в королевскую гвардию и быстро дослужился до высшего чина. Всё, ради того, чтобы любыми силами и способами найти сестру.
Но всё было тщетно. Ни Арно Валдас, ни исследования отца не обнаружили следов Агаты ни в одном из известных миров. Она словно исчезла, как песчинка, затерявшаяся в пустыне.
Почему я забыл всё это? Как я мог?!
Ладони сами сжались в кулаки. Ответ пришёл мгновенно.
Фелиция. Её демонская магия заставила меня забыть Агату. Забыть Ри. Это её магия пытается отобрать моего с Ариадной сына.
Эта мерзкая ведьма не заслуживает прощения. Всё, что она заслуживает — возмездия. Самого жестокого.
Я криво усмехнулся и поднялся, глядя на мерцающий золотой проход, разверзшийся прямо передо мной в воздухе. Я знал, кто ждёт меня на том конце.
Я иду, Ри. Спасу и Агату, но тебе я могу прийти на помощь прямо сейчас. Ты ждёшь меня, я знаю это. Я чувствую тебя. Как лучик света, что горит, разгоняя тьму вокруг.
А потом займусь Фелицией. Она и её ковен ответят за всё. И ответят сполна.
Коротко выдохнув, я шагнул в проход.
Глава 36
«Как он смог?!» — эхом отозвалось у меня в мыслях. Я окаменела и уставилась на Фелицию во все глаза. В груди забилось, разливаясь, тепло робкой, но желанной надежды.
О чём она? Вернее, о ком? Ответ напрашивался сам собой, но я очень боялась произнести его — даже про себя. Боялась спугнуть, сглазить, впустую обнадёжить сама себя.
— Проклятье! — прошипела Фелиция и заметалась. Её лицо исказила такая лютая ярость, что мне стало тяжело дышать от страха. Но сквозь него пробился и крохотный росток удовлетворения.
Вид мечущейся стервы неожиданно доставил мне какое-то злорадное удовольствие. Я не смогла сдержать улыбку; уголок рта дрогнул, и ведьма это заметила.
— Вижу, тебе смешно! — сощурясь, буркнула она, — ну, ничего, смеяться будешь недолго. Твой драгоценный Рен…
Моё сердце ухнуло куда-то в район живота и затрепыхалось в безумном танце. Рен? Это всё-таки он идёт сюда! Я знала, я чувствовала!
И я действительно почувствовала — всем своим существом. Рен был где-то совсем близко; пусть я и не видела его, но казалось, что протяну руку — и он накроет её своей. Сухой, тёплой и твёрдой, и одно только это прикосновение погасит все тревоги и печали, раздиравшие меня на протяжении всех этих ужасных дней.
— Нет! — вдруг завизжала ведьма, задыхаясь. — Не позволю! Убей ё! Чего ты стоишь столбом, тупая деревяшка?! Убей её, убей немедленно! Он не должен…
Ликование тут же схлынуло под натиском паники. Очнувшись от приступа радости, я обнаружила, что деревянные истуканы у стены пришли в движение и заворочали массивными головами.
Потом, как по команде, повернули их и уставились на меня ничего не выражающими глазами-бельмами.
Я вскрикнула и прижалась к стене. Кое-как приподнялась; колени ходили ходуном от страха.
Големы двинулись на меня, загородив собой Фелицию. Она что-то бессвязно выкрикивала и утробно хохотала, как умалишённая, за их спинами, но я уже не вслушивалась. Чудища медленно, угловато двигаясь, как марионетки на привязи у невидимого кукловода, наступали на меня.
Со скрипом поднялись в воздух узловатые руки, похожие на лесные коряги. Отступать было некуда, бежать — тоже. Комнатушка была слишком маленькой, дверь как будто отсутствовала, и всё, что я могла сделать — бестолково описывать по ней круги, преследуемая этими тварями.
Судя по дрожащим ногам, далеко я бы не убежала.
— Чего вы медлите! — рявкнула Фелиция, и её голос вдруг сорвался, превратившись в какой-то хриплый лающий кашель.
— Отставь меня в покое! — прохрипела она кому-то невидимому, и голубоватые отсветы на стенах стали меркнуть, — лучше дай воды! Не видишь, мне дурно!
Её голос стал тише. Я поняла, что ведьма исчезает. Сердце захолонуло и болезненно сжалось. Ей дурно, а ребёнок? Вдруг с ним что-то случилось?!
Големы продолжали надвигаться на меня, но мне уже стало всё равно. Все мои мысли и страхи были сосредоточены только на одном. Надо узнать, что там происходит!
Пара рук ближайшего ко мне чудища процарапала стену над моей головой. Под руками сбоку показалась небольшая щель, между големом и стеной. На волосы посыпалась какая-то труха. На меня пахнуло сырой землёй и болотом, и я, задержав дыхание, скорее инстинктивно, чем