Оба ещё некоторое время ласкали друг друга поцелуями и руками, пока выбежавший из дома сын не помчался к ним, весело зовя:
— Мама!
Вздрогнув, словно прогремел гром, они переглянулись от приятного шока услышать долгожданный голосок любимого ребёнка.
— Он заговорил?! — не успел выказать восторг Пётр.
Он вскочил, поймав сына на руки и стал с ним кружиться по поляне. Радости не было предела, как и им, так и поднявшейся рядом Ионе. Мальчик продолжал повторять «мама». Слышать его нежный голосок — было великим счастьем, неописуемым и самым торжественным.
Проведя с сыном всё утро и день, Петра с Ионой отвлекло только сообщение о получении срочного письма от Разумовского. Родители Ионы тут же забрали внука погулять вместе, и Пётр распечатал послание…
— Ну что там? — видела Иона, как он бегает по строкам глазами, и любимый улыбнулся:
— Ждёт нас нынче вечером.
— Слава Богу, — обрадовалась она. — Всё только к лучшему!
— Ты думаешь? — не верил Пётр пока в то, но Иона спросила:
— Ты отправил отчёт по делу княгини Хилковой?
— Да…. я написал выдуманный отчёт для суда, — вздохнул он. — Будем надеяться, что её не ждёт жестокая кара.
Они скоро собрались в путь, и уже через час приехали к дому, где проживал русский посол. Дворецкий проводил по роскошному коридору в кабинет. Сообщив Разумовскому об их приезде, он пропустил пройти и откланялся…
— Прошу, — сразу указал на диваны у окна посол, а сам сел в кресло.
Просторный кабинет, окружённый окнами со всех сторон был весьма светлым и скромным. Уют и тепло царствовали здесь, вселяя надежду на добрую беседу. Сев перед Разумовским на диван, Пётр и Иона пока молчали…
— Вы написали в запросе на встречу, что дело касается некоей княгини.
— Хилковой, — кивнул Пётр. — Прошу посодействовать в её защите.
— О, это не трудно будет сделать. Я читал Ваши пояснения о случившемся с нею. Жаль, что такое произошло. Подставлять аристократов эти наглецы, ой, как умеют! Мне ли не знать, — соглашался Разумовский.
— Разумеется, — улыбнулся Пётр. — Жаль, Вы не знали о существовании сего письма от Матвея Сергеевича, — достал он конверт из кармана и протянул его.
Прочитав письмо, тот сразу ужаснулся:
— Я бы не продал ту детскую скрипку, зная о её тайне! Боже, что могут совершить простые порывы!
— Всё, к счастью, в прошлом, — улыбался натянуто Пётр, что заметил его собеседник и сразу обратился к скромно сидевшей Ионе:
— Ваш выбор ужасен, моя милая… Ваш супруг столь ревнив.
— Надеюсь, Вы не будете ревнивы со своей невестой, а потом и женой, — одарила она теплом улыбки.
— О, я позволю ей иметь любовника. Это норма нашего света, нашего времени, — махнул безразлично рукой тот.
— Время меняется, — не согласилась Иона.
— Да, Вы знаете, я соглашусь, — кивнул Разумовский. — Большие разводы начались… Ушаковых, Апраксиных, например… Прям с ума начинают сходить. Девицы начинают убегать с кавалерами дабы тайно жениться!
— Любовь начинает властвовать, — перебила его речь Иона.
— Ах, позвольте, любовью можно везде заняться, — снова махнул Разумовский рукой. — Девица — будущая жена должна что? Блистать, пленять и нравиться. И, если понравится чужая жена или иная девица, что ж теперь?
— Ценность духовного единения супругов, интерес друг к другу выступают теперь всё же вперёд, — добавил Пётр. — Незаменимость супруга, супруги — добавляет каплю в чаше их любви, плотно связанной с преданностью.
— Вы обращаетесь с женой, как с собственностью? Так никакую избранницу не удержите, — удивился Разумовский. — Да и потом… У кого нет адюльтера, фаворитов?
— Не Ваше дело, — усмехнулся Пётр, вызвав в Ионе рядом еле скрываемую появившуюся тревогу.
— Заметно, — улыбнулся Разумовский кисло и кивнул Ионе. — Вот не завидую Вам… А Вам, — вернулся он к Петру. — Вам завидую… Ваша супруга прекрасна! А обо мне Вы, вижу, имеете непристойное мнение, — принял Разумовский гордый вид. — Однако, я всё же положительный герой в сей пьесе.
— К счастью, как оказалось, — кивнул Пётр, прищурившись, чтобы дать собеседнику вновь двойственное чувство, что и получилось.
Тот только вздохнул:
— Ступайте с Богом… Я окажу защиту княгине Хилковой, но с Вами, граф, не хотел бы вновь пересекаться. Вы являетесь не таким, как все.
— Потому нас сложнее использовать, — поднялся Пётр с любимой вместе, довольный окончанием беседы и под руку с нею ушёл…
Глава 48
Мела метель, капель звенела
И осень с летом пролетела,
Наша любовь не охладела,
Какая б злая воля ни задела.
Прикосновение губ и рук
Любовь рисует друг на друге,
А страхов всех огонь тревожный
Она сметает вмиг: оно ничтожно.
Не сбежишь от любви, не уйдёшь,
И в разлуке она не пройдёт,
Всё простит, снова примет в свой круг
Через слёзы и радость. Она — вечный друг.
И в будни через сотни встречных,
Их голосов, лиц, слов беспечных
Никто нам так не будет дорог,
Даже если вдруг нас и поссорят.
Настанет утро озарения,
Навстречу побежим спасению,
Туда, где снова друг для друга
Жизнь рисовать любовью будем.
Не сбежишь от любви, не уйдёшь,
И в разлуке она не пройдёт,
Всё простит, снова примет в свой круг
Через слёзы и радость. Она — вечный друг.
Пётр допел и отложил гитару. Сидя на стуле тем утром перед любимой в их спальне, он сразу, как проснулись, спел для неё свою новую песню. Восхищённый взгляд Ионы застыл на нём, а молчание обоих затянулось. Они смотрели друг на друга, ласкаясь невидимой нитью их крепкой любви. Такого чудесного дня, казалось, не было ещё никогда…
— Это я сочинил тебе, — кивнул наконец-то Пётр и сел рядом с любимой на краю постели.
— Когда же ты успел? — улыбалась она с восторгом, и он повалил её на кровать, начав покрывать поцелуями:
— Между делом… Желая вновь и вновь показать тебе…. что ты одна у меня, как дорога, как нужна.
— Петенька…. милый мой, — наслаждалась она и дарила ответные поцелуи. — Как же я, встретив тебя, счастье обрела?
— А я?! — сделал удивлённый вид милый, и оба засмеялись, крепко обнявшись и вновь целуясь.
Постучавший к ним в дверь тесть заставил прислушаться:
— Голубки наши, Вы просунулись?! Здесь вдруг приглашение на бал сегодняшний пришло… Королевский… Во дворце!
Взглянув друг на друга, оба сменились в лице. Тревога поселилась в глазах, и Пётр поднялся, скорее принявшись одеваться:
— Здесь что-то не чисто.
— Я боюсь, — встревожилась Иона. — Так всё внезапно.
Она надела пеньюар и села в кресло у столика:
— Тебя отнимут у меня?
Пётр сел рядом, но промолчал, что заставляло душу сжиматься в душащей тревоге:
— Тебя хотят отнять, — кивала Иона.
— Я не
