Пошла, пошла!
Пребывающая в полусне кобыла нехотя двинулась, таща за собой телегу — видно совсем по старости чутьё растеряла. А мужик всё не унимался, гонит её и гонит, да только без толку.
Вдали на дороге уже появилось несколько крупных чёрных теней, которые стремительно приближались.
Власа в страхе прижалась к Мирону и уткнулась ему в плечо. Её била крупная дрожь.
— Тише, тише, — упавшим голосом прошептал он, крепко прижимая Власу к себе.
Одно из чудищ на дороге громко завыло от нетерпения. Кобыла запоздало встрепенулась, будто только сейчас осознав происходящее, испугано заржала, и бросилась вскачь.
Телегу начало мотать из стороны в сторону, то и дело подбрасывая на ухабах. Где-то впереди слышалась ругань мужика, который пытался удержать поводья взбесившейся лошади.
Власа решилась взглянуть на дорогу. Чёрные бегущие точки стали отдаляться, а вскоре и вовсе пропали за поворотом. Неужели им удалось оторваться от погони?
Сжав в руке птицу-оберег, Власа мысленно вознесла благодарность своему роду и всем богам, потому как только чудо могло спасти их этой ночью…
Глава 15
Дорога оказалась разбитой, с ямами и колдобинами, отчего телегу постоянно мотало из стороны в сторону. Временами Власу даже подбрасывало в воздух, когда колесо попадало на очередной камень.
Они ехали уже несколько часов. Первое время где-то вдали слышался яростный вой упырей, но потом всё стихло.
Только Власе от этого было не легче. После безумной тряски казалось, что на её теле уже нет живого места. Да и жёсткие холщовые мешки, набитые овощами, только царапали кожу на руках и ногах, а деревянные бортики телеги, об которые уже не раз билась Власа, оставляли новые синяки.
Единственным спасением был Мирон, который крепко держал Власу, чтобы её не так сильно подбрасывало на поворотах. Временами она даже в страхе цеплялась за его одежду, чтобы хоть как-то удержаться — один раз Власа чуть не вылетела из телеги на крутом повороте.
Но вскоре тряска прекратилась — лошадь вконец выдохлась и уже едва волочилась по дороге.
Власа и Мирон прислушались, не догоняет ли их кто. Но к счастью воя упырей было не слышно. Быть может нежить отстала, а может, нашла себе другую добычу.
— Ты не серчай, мужик, что мы в твою телегу залезли без спроса, — сказал неожиданно Мирон. — Если что я заплатить могу. У меня есть с собой несколько медяков, немного, правда…
— Ладно, что уж там, — устало махнул возница, вытирая пот со лба после гонки. — Что я, не понимаю что ли? Всё понимаю. Хотя без вас, конечно, было бы всяко лучше. Уж кобыле точно, — не удержавшись, добавил он.
Мирон только хмыкнул в ответ. Он по-прежнему обнимал Власу, а она тихо сидела, прижавшись к нему.
После пережитого на Власу навалилась дикая усталость. Всё, что ей хотелось сейчас — это просто закрыть глаза и хоть немного подремать. Она положила голову на плечо Мирона. Странное дело, рядом с ним ей было сейчас до того хорошо, спокойно, словно и не чужой он был, а кто-то близкий, почти родной.
Это мысль удивила Власу. Ведь раньше ничего подобного она к Мирону не чувствовала.
— Слушай, мужик, а ты куда хоть путь держишь? — между тем продолжил разговор Мирон.
— Дык не видно разве? В город торговать.
— В город, значит… — машинально повторил Мирон и задумался.
Власа встрепенулась, услышав про город. Это что же получается, они едут совсем не туда, куда нужно! Ей же позарез надобно в деревню Истопье, к знахарке, и никуда больше.
Конечно, если бы Власа поехала в город, то её ждала совсем другая жизнь, только знала она, что никогда там не приживётся вдали от леса. Не найдёт себе места.
— Как же это так? Мне не в город надобно, мне в деревню Истопье! — растеряно напомнила она.
— В какую, какую деревню, девонька? — переспросил возница, чуть повернув голову.
— Истопье, — уверенно повторила Власа. — Это далеко отсюда?
Мужик только поцокал языком в ответ и покачал головой.
— Не получится в Истопье, нет такой деревни больше. Вымерла вся.
— Как вымерла? — почти хором переспросили Власа и Мирон.
— А так и вымерла! Упыри эти, нежить поганая, пожрали всех. Вы же с той стороны бежали от них. Неужто позабыли? — горько усмехнулся возница.
— Да что же это такое… — ужаснулась Власа, вспомнив дорогу, начерченную на бересте знахаркой. Значит, она не ошиблась, это действительно было Истопье… точнее то, что от неё осталось. А все те упыри, погребённые в общей могиле, были её жителями. Бить может среди них даже та знахарка лежала, которую Зарина знала…
От этой мысли на Власу нахлынуло отчаянье, да такое, что стало трудно дышать. Куда же ей теперь идти? Что делать? И рубиновый оберег Зарины на груди теряет свою силу — может уже и не защищает её от Черномара, который пострашнее всяких упырей будет… Зарина говорила, чтобы Власа осторожна была и как стемнеет — из дому не выходила. Да только где найти тот дом, чтобы в нём укрыться от всех этих ужасов?
Всхлипнув, Власа закрыла лицо руками. Будущее, и без того туманное, было теперь затянуто густой мглой. В какую бы деревню она не пришла — ей там будут не рады. Чужаков нигде не любят и везде остерегаются. Особенно сейчас, когда по приказу князя, начались гонения на ведьм…
Мирон тоже потрясённо молчал, обдумывая услышанное.
Внезапно мужик резко натянул поводья, притормаживая лошадь.
— Да ты что, совсем дурная, под колёса лезешь? — сердито крикнул он, обращаясь к кому-то впереди.
— Я бы не лезла, да только по своей воле не остановишься, знаю я тебя! — услышала Власа незнакомый женский голос.
— И правильно, не остановлюсь. Иди своей дорогой! У меня уже двое в телеге сидят горемык, тебя ещё не хватало!
— Я много места не займу. Подбрось до ближайшей деревни? Там и сойду.
Власа наклонилась к бортику телеги. Перед возницей стояла высокая девица в чёрном-белом сарафане, с копной каштановых кучерявых волос.
— Кобыла еле тянет, не видишь что ль? — мужик указал рукой на лошадь. — Сама дотопаешь, не переломишься!
— А тебе не совестно такую красавицу, как я, одну на дороге бросать средь ночи? — оскорблённо заявила девица, подбоченившись. — Иль забыл, кто в пути людям помогать не любит, тому удачи потом не будет?
— Тьфу на все эти поговорки твои! Кобыла, говорю, не тянет! — в который раз попытался объяснить ей мужик.
— Да я как перышко! И кобылке твоей по нраву, вон как морду тянет. Да, Рябушка? Нравлюсь тебе? — девица похлопала лошадь по
