Посвящается моей жене Меган.
Встреча с тобой изменила все, включая эту историю.
1
Люди говорят, что от любви до ненависти один шаг.
Раньше я считала, что люди – дураки. В большинстве своем дураки. Что какие-то непонятные люди знают о любви? Или о ненависти, если уж на то пошло? А потом я начала встречаться с Вероникой Мэттьюз.
Вероника Мэттьюз…
Эта девушка вдохновила меня на каминг-аут так стремительно и бесповоротно, что голова кружилась еще несколько недель. Наш первый поцелуй изменил и мою жизнь, и меня как человека. Даже после года отношений у меня нет слов, чтобы полноценно его описать.
Родители удивились, но быстро пришли в себя после того, как в день поцелуя я заглянула на кухню и объявила:
– Мама, папа, а мне, оказывается, нравятся девушки!
Отец уронил ложку для соуса на пол, похлопал глазами, затем пожал плечами.
– Вот и славно.
Мама подняла ложку и сполоснула в раковине.
– Хочешь поговорить об этом?
Помнится, я пожала плечами. Мы с папой часто так делаем.
– Не-а. Я просто подумала, что вам нужно знать.
К этому мы больше не возвращались.
Вероника Мэттьюз научила меня любви, поэтому люди, наверное, правы. От любви до ненависти, и правда, один шаг. Вероника заставила меня сделать каминг-аут, и в итоге она же разбила мне сердце своими пальчиками с безупречным маникюром.
Ненавижу ее! Тупая, эгоистичная…
Стоящий передо мной откашливается. Я отрываю взгляд от Вероники, которая маячит в глубине магазина, у фасованных зелий, и флиртует с девушкой, имя которой вылетело у меня из головы. Но смуглянка с черными кудряшками кажется знакомой. Она ведь была чирлидером в группе поддержки вместе с Вероникой?
У прилавка околачивается Эван Вэлк, высокий белый парень, очень худой, с карими, жирно подведенными глазами. Он улыбается, когда я наконец обращаю на него внимание.
– Привет, Ханна! – Эван выкладывает товар у кассы и запускает руки в недра боковых карманов.
– Все нужное нашел? – спрашиваю я и сдерживаюсь, чтобы не скривиться при виде хихикающей Вероники. Даже лавандовый фимиам, горящий за прилавком, не успокаивает мои нервы в ее присутствии.
Эван кивает, а его счет растет по мере того, как я сканирую товары. Черные свечи. Бечевка для связывающих ритуалов. Книга про ведьм. Фимиам. Атам, черный нож с обоюдоострым лезвием, которое используется только для управления энергетическими потоками. Я подавляю желание закатить глаза. Еще один регуляр (иными словами, обычный человек) изображает ведьмака.
Я сканирую последний товар и поднимаю взгляд на Эвана. Он нарядился готом с ног до головы – на нем черные джинсы, черная майка в обтяжку, на каждом пальце перстень – и от этого выглядит еще глупее.
– Восемьдесят четыре доллара девяносто пять центов.
Пока Эван прокатывает карту, я кусаю губы. С одной стороны, хочется его предупредить. Вообще-то викканская магия, основанная на почитании природы, – ерунда в сравнении с тем, на что способна я, но баловаться с силами, суть которых не понимаешь, все равно опасно.
Эвану я не говорю ни слова. Если выдам секрет, меня могут лишить дара.
Или наказать еще ужаснее.
Натянуто улыбаясь, Эван забирает пакет с покупками, переминается с ноги на ногу, но не уходит. Я растягиваю губы в «рабочей» улыбке, а сама жду не дождусь, когда он отвалит. Вероника до сих пор хихикает над чем-то сказанным мисс Как-Бишь-Ее. Общаться с ней совершенно не хочется, но нельзя ведь сбегать из магазина, когда в зале покупатели. Никогда не считала себя ревнивой, но, если эта парочка вскорости отсюда не уберется, я…
– Это Вероника? – Эван показывает на лежащий передо мной блокнот. На верхнем листочке набросок – Вероника превращается в злого демона. – Я слышал, что вы расстались.
Жгучий румянец заливает мне щеки. Я сминаю листок и выбрасываю в мусорную корзину.
– Не хочу об этом говорить.
Ну конечно же Эван слышал. Вся школа неделями судачила о нашем прилюдном разрыве.
– Ладно, забудь, что я спрашивал. – Эван поправляет темную прядь. Напрасные хлопоты: волосы тотчас снова падают на глаза. – На костер сегодня идешь?
Я скупо улыбаюсь: спасибо, что сменил тему.
– Кажется, Джемма хочет, – отвечаю я. Раз моей лучшей подруге приспичило пойти на костер, который по окончании каждого учебного года устраивают в лесу, значит, мне она пропустить мероприятие не позволит. – А ты, получается, тоже?
– Ага, буду обязательно. – Эван поднимает пакет с магическими принадлежностями: из маленькой дыры в полиэтилене торчит кончик атама. – До встречи сегодня вечером.
– До вечера, – отзываюсь я, но, едва он отчаливает, закатываю глаза. Дилетантов обоего пола и среди туристов предостаточно, но когда и местные, салемские, наступают на те же грабли… что ж, это раздражает еще больше. Ведут себя так, будто главное – одежда и аксессуары. Типа, купил ожерелье, пару свечей – и готово, ты настоящая ведьма. Знали бы они, каковы мы, настоящие ведьмы, и на что способны… Небось ночью глаз не сомкнули бы.
Смех Вероники долетает до кассы.
От болезненного желания по спине бегут мурашки, но стынущая в венах кровь гасит чувство в зародыше. Пусть убирается из магазина. Пусть убирается из моей жизни, причем надолго, чтобы я успела ее забыть.
Увы, такое счастье мне не светит. Это эгоистичное, очаровательно проклятье моей жизни – из одного ковена с моей семьей, что было здорово, пока мы встречались, а сейчас…
– Ой, Ханна, я и забыла, что ты здесь работаешь. – Вероника бочком подбирается к кассе, в корзине для покупок – фимиам и свечи, а ложь рекой льется с леденцовых губ. – Как дела?
Я сканирую свечи, которые Вероника выложила на прилавок.
– Что ты здесь делаешь?
– Закупаюсь. – Усмехаясь, Вероника переглядывается с мисс Как-Бишь-Ее, и та щелкает жвачкой.
– У нас тут ловушка для туристов, цены завышены, и ты в курсе. – Я засовываю свечи в бумажный пакет. Волосы у меня каштановые, длиной до плеч, сейчас они падают на лицо – получается неплохая ширма, заслоняющая от Вероники.
– Может, мне хотелось тебя увидеть. – Голос у Вероники – чистый мед, но мне в ее словах слышится подслащенный яд. – На эсэмэски мои не отвечаешь.