– Мы с Ларисой-то с первого класса за одной партой…подросли, и все вместе, все вместе… куда она, туда и я. Мальчики – так тоже:какой ей нравится, того и мне подавай – и поссоримся, а потом опять вместе… Онас бабкой росла, и я с бабкой: родителей тогда много у кого не было. Толькоучилась она получше, и все мечтала, что в Москву учится поедет. Да не больно-тополучилось: бабку не бросишь одну, денег нету… После школы меня тетка, отцовасестра двоюродная, продавщицей в кооперацию устроила, так полегче стало, аЛариса пошла библиотекаршей в Дом культуры – все, понимаешь, к культуретянулась. Ну а жизнь не задалась – что у нее, что у меня…
Анна Степановна пригорюнилась, подперла щеку кулаком и нанекоторое время замолчала. Леня поднял на нее глаза, ожидая продолжения.
– Тогда ведь как… жили бедно, мужиков мало… Был у нееодин, так женатый. Ни тпру, ни ну. И с женой расходиться не хотел, и Ларискепокою не давал. Мучилась она с ним, мучилась, пока жена его на место все непоставила. Пришла к ней, волос чуть не половину выдрала, синяк под глаз – нувсе, в общем, как положено. И так сказала: мне свой мужик дорог, а если тебяеще поблизости увижу – так и знай, с топором приду.
Ну Лариска и одумалась. Не то чтобы топора побоялась, акак-то гордость в ней взыграла… В общем, поплакала-поплакала да и успокоилась.Другой у нее завелся, Сергеем звали. Ну тот-то неженатый был, такое сокровищемало кому нужно. И пил, и гулял… Лариска уж от тоски с ним возилась, вседумала, в ум его приведет, да где там… Бабушка ее, Алевтина Егоровна, с горя,должно быть, померла. Хотя уже и лет ей было немало. В общем, время-то шло, аон как пил, так и пил. Да однажды по пьяному делу в реку с машиной-то исверзился… Он ведь шоферил. Она и не сильно убивалась – то еще сокровище… Еслии поплакала, так не о нем, а о молодости своей загубленной.
Как сейчас помню – вместе мы с ней сидели, плакали давыпивали, хоть и разные мы вроде, а жизнь одинаково сложилась.
Короче, хвать-похвать, а жизнь-то, почитай, и прошла – нисемьи, ни ребенка, а годы-то уже чуть не к сорока. Подумала она – подумала, ещенемножко – и поздно уж рожать будет, взяла да и родила себе Танюшку. От когородила – так и не сказала, да и мне-то какое дело… У меня-то худо ли бедно,дочка к тому времени большая уж была, а Лариса все одна да одна, а тут хоть иона с малышкой, с Танюшкой своей, потетешкалась…
– А что, Анна Степановна, – перебил женщинуМаркиз, – она никогда отсюда так и не уезжала? Не искала своихродственников?
– Да раз только уехала… Лет двадцать ей было, она всеучиться хотела, ну и поехала в Ленинград. Вроде, правда, какие-то у нее тамродственники были, матери ее покойной родня, так она и подумала, что, может,помогут ей в институт поступить, да и вообще… Все-таки не чужие люди… Да тольковернулась, года не прошло. Сперва ничего не рассказывала, так просто – не получилосьи не получилось. А потом уж, поуспокоилась, наверно, и рассказала.
Короче, родственники не захотели с ней знаться. Она вквартиру к ним пришла, а ей сказали, что знать ее не знают и первый раз слышат.Ну она обиделась, ушла, попробовала сама в институт подать документы. А тогдаведь с пропиской строго было, не то что сейчас. Без прописки документы неприняли. Она повертелась, на стройку какую-то устроилась, ей там строительныйначальник временную прописку сделал, да не за просто так. Сам понимаешь, девушкамолодая, а она тогда еще очень интересная была… Ну а как она заартачилась, туту нее вся временная прописка немедленно закончилась и пришлось ей срочно домой,в Улыбин, отправляться… Так и сказала она: мы в больших городах никому ненужны, и совершенно никто нас там не ждет. И надо жить, где родились… Но толькоя-то видела, что очень тяжело ей эта поездка досталась…
– И больше не пыталась она со своими родственникамисвязаться? – спросил Маркиз, отставив пустую тарелку.
– Нет, не пыталась, – Анна Степановнапригорюнилась, с головой уйдя в воспоминания.
– Еще вопрос задам, – сказал Леня, тщательноподбирая слова. – Скажите, а Лариса мать свою ведь не помнила совсем?
– Какое там! Мать как родила ее в тридцать пятом году,пожила тут немножко, да и уехала. Служба у нее была серьезная, ответственная,некогда с ребенком нянчиться. А после уж мать с отцом арестовали, только Ларисаи этого не помнила, мала была. А бабка Алевтина Егоровна ничего про это нерассказывала, боялась очень. Она вообще первое время Лариску прятала, боялась,что в детдом заберут. Так и жили, все тишком да тишком…
– Что ж, так у Ларисы от матери никакого воспоминанияне осталось? – задал Маркиз наводящий вопрос.
– Что сказать, – замялась Анна Степановна, –у бабушки отца-то Ларискиного Павла, снимки были. А от матери одна толькомаленькая фотография. А когда Ларисе шестнадцать лет было, бабка вдруг ей иговорит: вот, мол, внучка, тебе от матери память. И подает ей монету на цепочкезолотой.
– Что за монета? – Леня слишком оживился, так что АннаСтепановна поглядела с подозрением, но вскоре продолжила:
– Монета тоже золотая, дырочка в ней просверлена, чтобыкак кулон носить. Старая какая-то монета. Мать якобы, когда уезжала, сказалабабке, что ничего ценного у нее нету, а вот пусть будет девочке вместокрестика. И еще, говорит, что ей монета та счастья особого не принесла, так,может, дочке в чем-то поможет. Видно, чувствовала она, что самой-то недолгожить осталось. А бабка боялась раньше девчонке ценную вещь в руки дать, ждала,когда подрастет. Но, я тебе скажу, что проку от монеты этой и Ларисе никакогоне было, хоть хранила она ее, никуда не девала.
– А что с ней дальше было, с Ларисой-то?
– Да что было? Ничего такого особенного не было. Так ипроработала библиотекаршей всю жизнь, Танюшку свою растила. Да вот уж скоропять лет, как умерла.
– Сердце?
– Должно быть, сердце… Кто особенно разбираться-тостал… Жизнь-то у нее тяжелая была, откуда здоровью-то взяться?
– А где дочка ее, Татьяна? – спросил Маркиз сживейшим интересом.
– А Танюшка-то, как схоронила ее, отправилась вЛенинград.
– Родственников, что ли, искать?
– Да нет, каких родственников… Она про техродственников и слышать не хотела после того, как они с матерью ее обошлись.Она учиться уехала. Как Лариса всегда учиться хотела, так и Танюшка от нее этопереняла.
– И что, пишет она вам? Как она там устроилась?
– А что ей писать-то? – с неожиданной обидойпроговорила Анна Степановна. – Кто мы ей такие? Правильно Лариса сказала:мы в больших городах никому не нужны и никто нас там не ждет… Должно быть,устроилась там, раз обратно не возвращается…
– Так вы, значит, и адреса ее петербургского незнаете? – разочарованно протянул Маркиз.
– А зачем нам ее адрес? Нам ее адрес ни к чему, мы кней в гости не собираемся, нам там делать нечего! – резко бросила АннаСтепановна и неожиданно поднялась: – Ты тут располагайся, отдыхай, а мне еще наработу надо, как там Люсенька одна управится…
