в которых женщины устраивали себе временное жилье, чтобы быть рядом с солдатами. Американская военная полиция и немецкие полицейские то и дело устраивали облавы на этих женщин, чтобы принудительно проверить их на наличие венерических заболеваний. При этом с ними не церемонились: они подвергались оскорблениям, унижениям, а иногда и побоям.
Наряду с этими жесткими методами контроля применялись и другие, более гуманные. В управе берлинского района Целендорф в феврале 1947 года проверили первых 600 девушек, которые казались подходящими для общения с американскими солдатами. Комиссия из немецких учителей, врачей и чиновников придирчиво изучала их и, если они соответствовали требованиям, выдавала им «пропуск в общество», который открывал доступ в американские клубы. Затем список «благонадежных» женщин был передан на окончательное утверждение американцам.[175]
До недавнего времени все, словно сговорившись, считали причиной превращения немецкой женщины во «фройляйн», в «американскую подстилку», исключительно материальную нужду. Конечно, тогда свирепствовал голод, и многие женщины не могли себе позволить излишнюю разборчивость в выборе стратегии выживания. Документально подтверждено немало случаев, когда женщин и девушек посылали в казармы их собственные родные и близкие. Были среди них и настоящие чудовища – отцы, принуждавшие своих дочерей к проституции, а потом еще и клеймившие их как «шлюх» и «предательниц народа». Однако нужда и принуждение были не единственными причинами женского интереса к американским солдатам. Определенную роль играло и естественное любопытство: их привлекал другой, явно более свободный образ жизни. Киновед Аннетте Брауэрхох видит в поведении упомянутых «фройляйн» «некую неорганизованную и не задокументированную форму культуры протеста». Ее опубликованное в 2006 году исследование «Немецкие „фройляйн“ и американские солдаты» представляет собой одну из немногих попыток увидеть в этой тяге к американцам нечто иное, а именно физическое влечение и не в последнюю очередь своеобразный «протест против германского прошлого».[176]
В поисках американских солдат был также культурный или субкультурный момент. Немецким женщинам хотелось вырваться из немецкого образа жизни, из тесной, порой удушливой, атмосферы. Однако признать эту жажду чего-то нового, непривычного, а заодно и искать причину активности американских солдат также и в этом большинство немецких историков долгое время не хотели. То, что к американцам – даже к чернокожим – можно испытывать влечение не только из-за шоколада, им казалось и все еще кажется весьма сомнительной идеей. Единственным мотивом для коллаборационизма признается лишь «чистая нужда» – как будто в нас до сих пор сохранилось импульсивное стремление видеть в сближении с американцами предательство народа.
Когда речь идет о женщинах послевоенного периода, историографы сразу пускают в ход статистику – сыплют, как из рога изобилия, цифрами и таблицами, иллюстрирующими экономическую ситуацию, профессиональную деятельность, работу в партиях и общественных союзах. Для обыкновенной радости бытия в их исследованиях места не находится. В своем стремлении свести всё к материальным аспектам они превращают женщин в пассивные объекты нужды. Более глубокий анализ восторженного интереса к американцам как минимум отчасти признал бы женщин субъектами их собственной жизни. Однако даже феминистская наука предпочитает видеть в женщине лишь жертву и отказывает ей в праве испытывать от роли «фройляйн» хоть какую-то радость.
Даже теперь, задним числом, многим трудно признать любовниц американских солдат первопроходцами германо-американской дружбы. А между тем именно они стали «форейторами» на этом длинном пути на Запад, пионерами либерализации нашей республики. Аполитичный, чисто приватный характер их поступков застит нам глаза, не дает увидеть, какую важную роль они сыграли во внутренней демобилизации немцев. Какими бы убогими и примитивными ни были танцевальные «сараи», возникавшие вокруг американских казарм в деревнях, именно Вероника Данкешён подвела самую жирную черту под прошлым, со всей решимостью и нередко – с любовью.
«Оккупационные» романы вызвали небывалый взлет писательской фантазии. Так, например, в романе Ганса Хабе «Вход воспрещен» американский майор-еврей любит жену нацистского бонзы. Он был влюблен в нее еще в школе; потом ему пришлось эмигрировать. Техасский офицер с садомазохистскими наклонностями влюбляется в жену коменданта концентрационного лагеря. Молодая дворянка поступает в услужение к американскому генералу, и над обоими висит дамоклов меч – возможность внезапного приезда его супруги.
Одним из самых низкопробных текстов на данную тему был рассказ в мужском журнале Er 1950 года. Речь в нем идет об «американской подстилке» мужского пола, о некоем Винценце Данкешён, которого взяла себе для приятного времяпрепровождения американская военнослужащая. Автор, франконский журналист и писатель Ганс Пфлюг-Франкен в своей двухстраничной истории под названием «У меня чернокожая девушка» не скупится на расистские клише. Она, конечно, «черная пантера»: «В сущности, я ее ненавижу, потому что она – животное, которое мне приходится любить и язык которого я не понимаю. Может, я для нее тоже всего лишь животное, потому что она приносит мне орехи целыми кульками и кормит меня ими». Он принимает орехи, как принимает и ласки, хотя такой секс ему совсем не по душе. Женщина-пантера пугает бедного нюрнбержца; в момент наивысшего наслаждения он мечтает о женщине, которая вела бы себя пассивно, как он привык. «Мне нужна женщина, которая смирно лежала бы на спине, заложив руки за голову, столько, сколько мне надо. А ты слишком активна, ты берешь меня – не я тебя, а ты меня, кровопийца!» – простодушно сетует он на горькую мужскую долю перед широкой аудиторией. Простодушнее некуда!
В середине пятидесятых годов в иллюстрированном журнале Quick частями выходит роман Джеймса Макговерна «Фройляйн», героиня которого, храбрая немецкая девушка Эрика, после нескольких лет исканий, подвизаясь на ниве стриптиза и борьбы в грязи, находит свое счастье с американским солдатом Си. Однажды они случайно становятся свидетелями бурного секса между немкой и американцем среди развалин бывшего салона красоты. В момент оргазма немка издает «доисторический крик», показавшийся Эрике и Си криком прародительницы Евы, рожающей первого человека. Заметив испуганных свидетелей, немка поднимается с «бетонного алтаря немецко-американской дружбы как разъяренная валькирия, как несокрушимая мать всего сущего, восставшая из истерзанной, разодранной прусской земли, и, залитая лунным светом, скользящим по ее висячим грудям с красными сосцами, на мгновение превращается в живое свидетельство того, что Германия, несмотря ни на что, возродится, – неважно, в каких формах и какими чудовищными средствами, но возродится».[177]
На то, чтобы Германия возродилась, и в самом деле работали – если говорить холодно и цинично – многие немецкие женщины в сфере обслуживания американской армии: в качестве переводчиц, уборщиц или продавщиц в почтово-меняльных лавках, в которых исключительно для американских военнослужащих продавались заокеанские товары. Уже благодаря одному только этому обстоятельству возникало множество контактов, часто перераставших в романы. Число таких романов неизвестно. Однако до 1949 года было зарегистрировано 1400 браков между «фройляйн» и американскими солдатами. Массовым явлением это, конечно, не назовешь, но ведь сколько флиртов, сколько более или менее продолжительных романов потребовалось, чтобы в
