они встретились. Перелезая через забор, у Даши возникло желание снова попытаться сбежать, но Перелётный был настороже, поймав её за воротник куртки, как щенка.
И вот та комната, жутко холодная, сырая, но такая милая сердцу девушки. Она не сомневалась, что после того, как Ваня её изнасилует, Миша перестанет с ней встречаться, не успев полюбить. Эти три месяца, всего три месяца они были вместе — так мало, она надеялась, что он не бросит её хотя бы до конца школы. Миша Гришаев смотрел далеко вперёд, и Даша не входила в его планы, девушка догадывалась об этом. Она поняла это после того, как он изложил свои принципы жизни. Что-либо серьёзное потом, сейчас — только приятные ощущения и больше ничего.
Даша горько сжала губы, вспоминая их разговор. Перелётный не особенно пугал её, думалось, чтобы поскорее это закончилось, и он ушёл. Она решила подавать на него заявление, пусть понервничает. Пусть узнает, каково быть уголовником.
— Раздевайся, чего стоишь, — небрежно сказал Ваня, расстёгивая куртку и пояс на джинсах.
Даша будто очнулась, сердце застучало, как бешеное. До этого она думала о его насилии, как будто со стороны, как будто её это не касалось.
— Ваня, перестань, напугал, и хватит. Зачем тебе это?
Он усмехнулся: — Я уже думал, тебе по фигу, кто тебя оттрахает. Затем, чтобы завершить свою игру. Помнишь?
— Не надо. Это было давно, я уже встречаюсь с Мишей, я на тебя не в обиде, давай, не будем, — кровь шумела в ушах, стало невероятно жарко от страха.
Перелётный жёг её своим глазами: — Нет уж, девочка, снимай штаны, я получу своё, а если заявишь ментам, тогда тебе конец, поняла? Мои друзья позаботятся об этом. Если будешь плохо себя вести, я позову ещё и друзей, чтобы они тоже поимели тебя хорошенько. Всё серьёзно, ты ещё не поняла?
Она сдерживала дыхание, и от этого сильно закружилась голова. Даша отошла вглубь комнаты, к окну, и упёрлась в стену, скрестив на груди руки, мотая головой.
— Нет, не надо. Пожалуйста.
Он зверски улыбнулся и двинулся на неё. Девушка сопротивлялась, не могла ничего с собой поделать, борьба была настолько ожёсточённая, что её куртка превратилась в лохмотья. Он сдернул с неё свитер, разорвав пополам, джинсы и пояс разрезал ножом, достав его из кармана.
— Ты за это получишь, девочка, — жестоко сказал он, ударив её поддых.
Даша отключилась, остатками сознания удивившись такому ласковому прозвищу, прозвучавшему в его устах беспощадно, как клеймо.
Пришла в себя девушка от резкой боли внизу живота, от неё она закричала, из глаз покатились слёзы, обезображивая розовые нежные щёки девушки чёрными дорожками туши.
Ваня порвал на ней бельё и жестоко оставлял болезненные синяки на белой большой груди. Он стремился не только доставить себе удовольствие наиболее быстрым способом, но ещё и сделать ей как можно больнее. Даша охрипла от крика, сжимая в кулаки остатки своей одежды. Она лежала на постели совершенно обнажённая, но холода не ощущала из-за боли. Под конец, когда Ваня хрипло застонал и лёг всем телом на неё, ей пришлось закусить губы до крови. Он был жесток и резок, никогда она не думала, что может быть так больно заниматься любовью, даже впервые было не так.
Ваня встал, оделся, тяжело дыша. С лица не сходила довольная улыбка.
— Как с тобой классно, кстати, а где твои уродские очки? — спросил он.
Даша лежала молча, смотря в одну точку, раскинув руки и ноги, и слизывала с прокушенной губы кровь.
Он с минуту посмотрел на неё и вышел, хлопнув входной дверью. Девушка сползла с постели, надела на себя разрезанные джинсы, заметя на бёдрах кровь и что-то белое, вязкое… Значит, эта скотина не предохранялась. Даша зарыдала в голос, пытаясь найти в кармане куртки телефон. Кому звонить — она не знала. Маме? Папе? Что делать, чтобы не забеременеть? Господи, помоги ей. Как же это больно!
Конечно, она позвонила родителям. То, что с ней сделал Ваня невозможно замять или забыть. Есть вещи, которые друзья или подруги не в состоянии решить. Даша решила не поддаваться на угрозы, а заявить в полицию на Ваню Перелётного.
Мама с папой примчались через десять минут на машине, оставив маленькую сестру с соседями. Римма Вячеславовна Погелова была женщиной тридцати девяти лет, очень симпатичной, но тоже в толстых очках, отчего глаза казались маленькими. Она так расстроилась из-за насилия над дочерью, что успокаивать надо было не Дашу, а её.
Отец — Роман Леонидович, старше жены на шесть лет, держался напряжённо и даже раздражённо. Даша думала, что с приездом родителей что-нибудь прояснится, но стало ещё хуже. Они оба запаниковали и даже начали ожесточённо ругаться друг с другом.
Дарья разревелась, накричала на них — это подействовало, отрезвило, и тогда они прямиком поехали в полицию, завернув дочь в одеяло. Там приняли заявление, направили в больницу для снятия улик, сфотографировали побои. В больнице девушку осмотрела дежурный врач, покачала головой: — Повреждения наружных тканей, ничего страшного. Я взяла на анализ мазки, чтобы выявить его сперму. Он не надевал презерватив?
Дарья лежала на холодном кресле, смотря на гудящие лампы дневного света под потолком: — Я не знаю, но, по-моему, нет. Доктор, а что если я забеременею от этого подонка?
Женщина серьёзно посмотрела на вымученную девушку и ободряющее улыбнулась: — Не бойся, не забеременеешь, я дам тебе страховочную таблетку. Пошли — выпьешь.
У Даши отлегло от сердца. Ей разрешили сходить в душ, где она долго и ожесточённо мылась. Очень хотелось позвонить Мише, ведь он был в заложниках у Ваниных друзей. Отпустили его, что с ним? Придя из душа в палату, её на ночь оставили на всякий случай, девушка обнаружила миллион пропущенных звонков от Миши. Дрожащими пальцами она нажала вызов.
Разговор получился странный. Он сильно переживал за неё, но ему и в голову не приходило, что Дашу могут изнасиловать. Миша рассказал, что по дороге к ней его посадил к себе в машину Ваня Перелётный, оставил с друзьями и куда-то пошёл. Те не выпускали его, пока он не вернулся, заставили позвонить девушке и перенести встречу. Даша рассказала ему остальное — в трубке долго длилось молчание, девушка почти вдавила в ухо динамик телефона. Ей казалось всё каким-то равнодушным, а особенно слова — он изнасиловал меня, Миша, жестоко и грубо. Мне было очень больно — зашептала она в трубку, плача. Слёзы сводили скулы, захотелось нареветься до боли в голове.
— Ты сейчас
