Лана…маленькая, белоснежная, отважная девочка с невероятными небесными глазами. Вот она лежит на постели бледная как смерть с растрепанными волосами. Спит. Врач заверил меня, что это восстановительный сон, и через несколько часов она проснется. Но сон был беспокойным, она металась и стонала, а я сидел рядом и смотрел на нее. Пытался представить, что именно она видит. Смертная девчонка оказалась сильной и очень смелой. Я знал, что она отказала моей матери, и что та приходила к ней требовать других показаний…то, что ее за это здесь возненавидят, я тоже знал. Слишком настоящая, слишком дерзкая, ни капли пластмассовой покорности, раболепия, лжи. Таких не любят, таких даже боятся. Лучше бы она показывала свой страх…он был бы для всех более привычным. Мне же, наоборот, нравилась как сама жизнь, нравилась эта гордость, эта прямая спина и вечно не опущенная голова, которую заставляли опустить.
Вскрикнула, и я взял ее за руку, сжал тонкое запястье, потянуло к ней, потянуло лечь рядом и всматриваться в это бледное лицо, в эти длинные ресницы, шелковистую кожу, вдыхать запах ее волос и замирать от наслаждения и от просыпающейся похоти, когда вдруг слышу, как она шепчет мое имя, и моя ладонь ложится на ее скулы, обхватывая лицо, чтобы повернуть к себе и провести большим пальцем по щеке, вытирая слезу, а потом наклониться и подцепить ее языком, застонав от соли на губах и от этого невероятно болезненного вкуса вожделения.
– Лана…, – нет, я не хотел называть ее другим именем, мне нравилось именно это. Лаааанаааа.
Прикрыв глаза, втягиваю запах волос снова, и меня дробит на мелкие куски самой адской и звериной похоти.
– Что тебе снится? – шепотом на ухо…она слышит, я могу заставить ее слышать сквозь сон и даже видеть то, что я хочу.
– Вахид…кровь…смерть…страшно…
Шепчет и снова начинает метаться.
– Что с ним? Что с Вахидом?
– Он…он умирает, он в крови…мне больно…мне так больно. Вахииид.
И по щекам снова градом катятся слезы. Женщины часто плакали из-за меня, для меня, когда я их трахал или когда причинял им боль. Но еще никто и никогда не плакал из-за меня. Потому что боялся ЗА меня. Как можно бояться за самого могущественного зверя? Ведь надо бояться именно его.
– Почему тебе больно?
– Я…не хочу, чтобы он умер…мне больно видеть его боль.
Там, в развороченной грудине ржавые гвозди впились сильнее в трепыхающееся сердце. Ржавые гвозди начали выстраивать и выбивать свой неповторимый узор. Болью.
– Вахид бессмертен…девочка.
Шепчу ей снова, и рука невольно гладит ее волосы, ее щеки, ее скулы.
– Смертен…умрет он – умру и я…
Наклонился и провел языком по ее губам, слизывая собственное имя.
– Не умрешь. Я не позволю!
Каждая слеза такая соленая и такая сладкая…зверь поднимает голову и начинает принюхиваться, начинает восставать внутри, втягивать, вдыхать, просыпаться. Такая адская реакция, совершенно неконтролируемая. Поднялся с постели, прикрыл ее одеялом и вышел из спальни.
Сегодня после обеда умрет Бахт. Сегодня после обеда моя сестра возненавидит меня. Что ж, к ненависти я привык, она моя истинная стихия. Ни от кого и никогда я не ждал любви и давать ее тоже не умел. У волков иная связь, к любви она имеет мало отношения. Любовь придумали люди, такие, как Мотылек. У нас, у зверей есть только смертельная и кровная связь.
Казнь члена королевской семьи проходит всегда в закрытом помещении и только на глазах членов стаи. Есть древний ритуал. Его придерживаются все члены королевской семьи.
На казнь съезжаются смотрители и гости. Смерть вносится в реестр.
Азизу я на казнь не допустил.
Бахту дали последнее слово, но он предпочел молчать. Что ж, это его право, пусть молчит.
– Я, Арх горных волков Вахид Ибрагимов, обвиняю тебя Бахт Валах Сумабов в покушении на убийство императора и альфы нашей стаи. По нашим законам за данное преступление тебя ждет казнь. Твоя голова будет отрублена, сердце вынуто из груди. Но ты будешь похоронен с почестями в склепе нашего рода. Если тебе есть что сказать – сейчас самое время.
Опустил голову и молчит. Сомнения не закрались. Я лишь поднял руку и опустил ее вместе с топором палача. Чуть позже занесли гроб, тело завернули в клеенку и положили внутрь гроба, забили крышку и с похоронной процессией вынесли из здания заседаний совета стаи. Я слышал, как кричит и причитает моя сестра, как громко воет и рыдает.
Маленькая ручка Айше легла на мою руку, и я вскинул голову.
– Ты правильно поступил…Самия не солгала – он хотел тебя убить. Не сожалей.
– Лана…
Задумчиво произнес я, продолжая смотреть в окно на то, как уносят гроб в склеп, и следом за ним идет Азиза, а точнее, шатаясь бредет, поддерживаемая слугами, двумя другими сестрами и моей матерью.
– Ты давал ей другое имя…
– Тогда я не хотел помнить и знать, как ее зовут.
– Их зовут так, как мы называем…у них есть только номера.
– Ее зовут Лана.
– Как скажешь…для меня любое имя, которое нравится моему старшему волку, моему любимому Вахиду.
Обернулся и провел ладонью по ее румяной щеке, отмечая, что на них впервые появился румянец. Ей было намного лучше, и мучительные обращения больше не изводили ее. Благодаря смертной девчонке.
– Ты сейчас такая красивая, Айше.
– Правда, немного горбатая…
Криво усмехнулась она, а я резко прижал ее к себе.
– Красивая, самая красивая сестренка моя. У меня для тебя подарок.
– Подарок?
ЕЕ глаза блеснули радостью, и я почувствовал ту радость приливом нежности внутри. Достал сверток из стола, развернул и протянул ей гребень, сделанный из ярко-алых рубинов в виде маков.
– Ооох…с ума сойти…ты запомнил?
– Конечно!
Протянул ей гребень.
– Твои сверкающие глаза и то, как ты запретила рвать цветы… а стояла и вдыхала их аромат, конечно, я запомнил.
– Спасибо…как же я люблю тебя, Вахид!
– Я тоже люблю тебя, Айше.
Поцеловал в макушку и погладил по голове.
– Тебе лучше?
– Да…мне намного лучше. Я больше не кашляю и не задыхаюсь. Мои легкие больше не трансформируются. Я остаюсь человеком…ее кровь, она творит чудеса. Она спасает меня.
Она спасала и меня тоже, Айше…такая маленькая и смелая смертная девочка.
Наше уединение нарушил один из моих банахиров, он постучал в дверь и вошел к нам.
– Мой господин, Архбаа хочет с вами говорить.
– Пригласи.
Мать вошла величественной походкой. На лице нет ни одной эмоции. Она умеет прекрасно держать себя в руках.
