рассказать. Они охали, ужасались. Задают скептические вопросы. Почти не верят, потому что то, что сейчас происходит было настолько нереальным, что и сам я не смог бы поверить в этот кошмарный бред. Кошмар наяву, от которого нельзя пробудиться. Перед тем, как уткнуться в речушку, возникшую перед нами, в общих чертах рассказал все, ответил на их вопросы.
— Что это за река? — спросила мама.
— Сырка, — ответил отец. — Я сюда на рыбалку хожу. Ходил.
— Может, вдоль реки пойдем? — предложил я.
— Нет, — сказал отец. — Мы обратно к полю выйдем.
— Значит, надо перебираться на другой берег. Глубоко здесь?
— Ну, метра полтора-два, ширина метра три-четыре. Надо дерево валить или искать брод, — сказал отец, стоя на берегу маленькой, почти незаметной за нависающими деревьями речушки. Река, словно белая велосипедная дорожка дрожала в свете полной луны, только живая, журчащая рябью. Вдоль берега плотной стеной стояли кусты ивы, высокая сухая трава, да к тому же высокий и скользкий берег.
— А никаких мостков поблизости нет? — спросила мама, не особо надеясь на положительный ответ.
— Есть, наверное, — ответил отец, — там, чуть дальше деревня небольшая Заполье. Но я не уверен.
— Но мы не можем там идти, — сказал я.
— Почему? — спросила мама.
— Потому что неизвестно, есть там блокпост или нет.
— И что делать?
— Идти вброд.
Немного подумав, отец сказал.
— Ну, тогда доверьтесь мне! — он хлопнул меня по плечу. — Я тут все знаю, я тут хариуса столько выловил!
— Да сколько! — откликнулась мама, — уж не врал бы!
— А чего?
— Да того! Одну мелочь домой и таскал. Ее даже кошки уже отказывались есть!
— Да уж так прямо и…
— Не едят, сама видела.
— Ну ладно, — встрял я в их семейную перепалку, улыбаясь. — Мне конечно приятно, что вы снова нормально разговариваете, вы даже не представляете себе как я рад. Но надо что-то делать, потому что, если вы не забыли, за нами все еще гонятся.
Мама толкнула отца в плечо.
— Ну, давай, рыбак, через реку нас переводи!
— Вот так всегда, — проворчал он, спускаясь к реке. Я поддержал его за руку. Потом он перехватился за ветки, исчез из вида.
— Ну что там? — спросила нетерпеливо мама через минуту.
— Да ничего! Никак тут не перейти, только вброд, — ответил отец откуда-то снизу.
— Ну так пошли вброд! — сказал я, — время идет!
— Ага, только вот глубина здесь тебе по пояс, если не глубже!
Отец появился в поле зрения, на лице улыбка, в руке длинная сухая палка.
— Может, пройдем пока вдоль речки, глядишь что-нибудь по дороге попадется, дерево, например, — предложил я.
— Тоже вариант, — ответил отец, неуклюже взбираясь обратно на берег. — И, наверное, лучший.
— Ну все тогда, пошли, — сказала мама и первая двинулась сквозь кусты. — А то вы, мужики, до утра будете дискутировать о вариантах. Дело надо делать.
— Ха! — усмехнулся отец, — ну что за женщина! — он догнал ее. — Пусти, я первый пойду. Я все-таки лучше тут все знаю.
Я шел за ними. Несмотря на все пережитые события, сердце у меня радовалось. Все не так уж плохо, говорил я себе. Все еще будет хорошо. Должно быть. Главное, спасти родителей, а потом думать, что делать дальше.
Мы продолжили пробираться через деревья, кусты, валежник, отойдя немного в сторону от русла, где идти вообще невозможно. Но и не упуская белую журчащую дорожку из вида. Шли как можно быстрее, потому что я все еще чувствовал, пусть и не такое тяжелое, но все равно холодное дыхание в спину. Преследователь не отставал. Он остался всего один, но самый злобный. Вот всевидящего взгляда в затылок уже не было. Осталось лишь дыхание.
Речка петляла в зарослях, то удаляясь от нас, то вновь подползая вплотную. Мы старались сокращать путь, ведь главная задача этой речушки — вывести нас на трассу, а дальше к людям. Нормальным, я надеюсь, людям.
— Вот, смотрите! — вскрикнул отец.
Мы с мамой устало остановились, подошли ближе, я различил в темноте сваленную корягу, перекинутую через реку. Из толстого ствола торчали, как щупальца осьминога, несколько голых ветвей.
— Хороший мост! — сказал отец, взбираясь на дерево. — Как считаешь, мать?
— Ты попробуй сначала сам перейди! — ответила она скептически, но в ее голосе появилась нотка надежды.
— Да запросто! — воскликнул отец и тут же соскользнул одной ногой с бревна. Я услышал глухой удар, всплеск, потом стон вперемежку с руганью.
— Чертова коряга, твою душу мать!
— Что? — кинулась к нему мама. — Что случилось? Упал? Ушибся?
Я торопливо схватил ее за руку.
— Не спеши, мама. Давай я первый.
Я обошел ее, осторожно двинулся по бревну к отцу, держась за ветки-щупальца. Отец сидел между веток, обхватив ногу.
— Связку наверно растянул, зараза! — сказал он. Я помог ему подняться. Вместе мы кое-как добрались до другого берега, сошли с бревна.
— Сядь здесь, я помогу маме перейти.
— Аккуратней! Скользко!
Когда мама перешла, тут же бросилась к отцу.
— Леша, ну что у тебя? — она осмотрела и ощупала его с головы до ног. — Сломал что-то, ушиб? Ну говори, не молчи!
— Да нормально все! — ответил он, смущенно избегая ее назойливого внимания. — Просто связку потянул. Сейчас посижу немного и дальше пойдем.
Мы сели кружком, с удовольствием вытянули ноги. Дорога по ночному лесу — не самая веселая прогулка. Ноги гудят, в желудке урчит, в горле пересохло.
— Эх, сейчас бы картошечки жареной, — сказал отец, мечтательно, — да с лучком, да на маслице, как ты умеешь, мать! Пальчики оближешь!
— Перестань! И так желудок сводит, а ты еще травишь! — сказала мама, растирая ноги.
Я решил, что несколько минут у нас есть. Хотя бы дух перевести.
Подвинул к себе сумку, поставил на колени, открыл.
— Так, что у нас тут? Ага, как насчет бутербродов с хлебом?
— Это как? — спросил отец озадаченно.
Я достал половинку черного хлеба, батон, бутылку с водой. Больше в сумке ничего съестного не было. Остальное пространство занимала одежда, пузырек шампуня и в глубине объемистый портмоне, в котором поместились не только документы, но и пачка денег и полкило мелочи.
Мы отломили себе каждый ломоть хлеба по вкусу. Почувствовал, как желудок благодарно замурлыкал, разливая тепло и силу по телу.
Откинул голову назад, посмотрел на светлеющее небо, скрытое черными когтями веток.
Скоро рассвет…
Немного погодя мама взяла меня за руку. Я повернулся к ней, грустные, уставшие глаза смотрели с нежностью и тревогой.
— Никита, — начала она, — про нас ты рассказал, а я бы хотела сейчас про тебя рассказать. Может больше и случая не представится.
Она обратилась к отцу.
— Как считаешь, Леша?
Отец удивленно посмотрел на
