и старший надзиратель будут сопровождать гостей, но нет, тех никто не сопровождал. Они неспешно расхаживали по бетонным дорожкам, указывая пальцами то на одно, то на другое, и о чем-то переговариваясь. Иногда они заводили коротенькие беседы со встречными: кликнули белого мальчишку, который спешил в библиотеку, подозвали на пару слов мисс Бейкер в компании еще одной учительницы.
А может, получится.
Кеннеди, Джеки Глисон и Мэйберри ленивой походкой прошли мимо новых баскетбольных площадок – мудрый маневр со стороны Харди – и приблизились к футбольным полям.
– Пацаны, изображаем деятельность, – тихонько велел Харпер, помахал инспекторам и отошел на пятьдесят ярдов в сторону дальнего края трибун, чтобы создать иллюзию невмешательства. Элвуд спустился на землю, обойдя Лонни и Черного Майка, которые неуклюже пытались затащить сосновый брус на леса. Он рассчитал правильный угол для своего броска. Одно движение руки, и, если Харпер заметит и спросит, что в конверте, он ответит, что там эссе о том, как гражданские права изменили жизнь юного поколения цветных, которое он писал несколько недель. Неправдоподобная чушь, за которую его непременно высмеял бы Тернер.
До инспекторов оставалась пара ярдов. Сердце в груди у Элвуда замерло. Ни к чему и дальше таскать эту наковальню. Он метнулся к горе бревен и упер ладони в колени. А проверяющие начали подъем на холм. Джеки Глисон отпустил шутку, и двое других расхохотались. Они прошли мимо Белого дома, даже не удостоив его взглядом.
Остальные воспитанники так расшумелись, увидев, что им приготовили на обед – гамбургеры, картофельное пюре и мороженое, которое теперь точно не попадет на прилавок в «Фишерз», – что Блейкли велел всем замолчать.
– Вы хотите, чтобы они подумали, будто у нас тут цирк какой, а?
А Элвуду кусок в горло не лез – он к чертям собачьим все испортил. Но решил попробовать еще раз в Кливленде. Быстро передать в комнате отдыха, торопливо шепнуть «сэр, можно вас на минутку» в коридоре. Так будет даже лучше, чем на улице, у всех на виду. Будет где спрятаться. Отдаст конверт Кеннеди, и все. Но вдруг инспектор решит сразу его открыть? Или прочесть на спуске с холма, пока Харди и Спенсер спешат к гостям, чтобы проводить их к парковке?
Элвуда уже наказывали. Но он перенес порку и остался в живых. С ним не сотворят ничего такого, чего белые еще не делали с черными и не делают прямо сейчас, где-нибудь в Монтгомери или Батон-Руж, посреди бела дня на городской улице неподалеку от «Вулвортса». Или на безымянной сельской дороге, без единого свидетеля. Его изобьют, изобьют страшно, но не убьют, раз уж правительство узнает о том, что тут творится. Мысли начали путаться, и ему представилось, как в ворота Никеля заезжает конвой из темно-зеленых грузовиков, и солдаты национальной гвардии выскакивают наружу и строятся. Может, солдатам и не хотелось исполнять то, зачем их отправили, может, их симпатии оставались на стороне старого порядка, а справедливость их не заботила, но нужно было подчиняться законам. Точно так же они выстроились в Литл-Роке, чтобы пропустить в центральную среднюю школу девять темнокожих детишек, отгородив их стеной из своих тел от разъяренных белых, разграничив тем самым прошлое и будущее. И губернатор Фобус уже ничегошеньки не мог с этим поделать, потому что речь шла не только об Арканзасе и его застарелой ненависти, а обо всей Америке. О механизме справедливости, запущенном женщиной, севшей в автобусе на место, которое ей занимать запретили, или мужчиной, заказавшим себе бутерброд с ржаным хлебом и ветчиной. Или письмом с доказательствами.
В душе мы все обязаны верить, что мы – личности, что мы значимы и достойны и с этим самым чувством собственного достоинства и важности мы и должны изо дня в день шагать по улочкам жизни. Если у него нет даже этого, то что вообще есть? В следующий раз он ни за что не струсит.
После обеда ребята, чинившие трибуны, снова отправились на футбольное поле. Харпер поймал Элвуда за плечо.
– Элвуд, погоди-ка.
Остальные стали спускаться к подножию.
– Слушаю, мистер Харпер?
– Сходи-ка на ферму и поищи мистера Гладуэлла, – сказал он.
Мистер Гладуэлл вместе с парой помощников руководили посадкой и сбором урожая в Никеле. Элвуд ни разу с ним не разговаривал, но все его узнавали по соломенной шляпе и фермерскому загару – такому темному, точно сюда он добрался вплавь по Рио-Гранде. – Проверяющие сегодня к нему не пойдут, – пояснил Харпер, – они отправят для осмотра фермы других экспертов. Найди мистера Гладуэлла и скажи, что пока можно не переживать.
Элвуд посмотрел туда, куда указывал Харпер, и увидел, как трое инспекторов неподалеку от главной дороги поднимаются по ступенькам в Кливленд. Они скрылись внутри. Мистера Гладуэлла надо было искать с северной стороны, среди лаймовых и картофельных полей, раскинувшихся на многие акры. Бог знает, где его носит. Когда Элвуд вернется, инспекторов, скорее всего, уже след простынет.
– Мне нравится красить, Харпер. Может, отправить кого помладше?
– Мистер Харпер, сэр, – поправил он. В кампусе приходилось соблюдать регламент.
– Сэр, я бы лучше на трибунах поработал.
Харпер сдвинул брови.
– Да что вы все сегодня, с ума посходили, что ли? Делай, что я говорю, а в пятницу все снова станет как прежде.
Харпер ушел, оставив Элвуда на ступеньках столовой. Ровно на этом месте он стоял в минувшее Рождество, когда Десмонд поведал ему с Тернером о приступе, случившемся у Эрла.
– Давай я сам.
Это был голос Тернера.
– О чем ты?
– О письме, которое у тебя в кармане лежит, – сказал Тернер. – Передам им его, плевать, что будет. А ты погляди на себя – на тебе же лица нет.
Элвуд всмотрелся в его глаза, силясь понять, что он задумал. Но Тернер, точно профессиональный мошенник, своих замыслов выдавать не собирался.
– Раз я сказал, что передам, значит, передам. Есть другие варианты?
Элвуд отдал ему конверт и кинулся к северной части кампуса, не проронив ни слова.
На поиски мистера Гладуэлла у Элвуда ушел примерно час – тот сидел в плетеном кресле из ротанга на краю поля, засаженного бататом. Он поднялся и смерил Элвуда подозрительным взглядом.
– Вот оно что. Тогда и покурить можно, – сказал он и зажег сигарету. А потом рявкнул на своих подчиненных, прекративших работу при виде посланника. – А вас никто не освобождал! А ну за дело!
Возвращался Элвуд долгой дорогой, тропками, которые огибали Сапожный холм и тянулись мимо конюшни и прачечной. Шел он медленно. Ему не хотелось знать, перехватили ли Тернера, донес ли друг на него или, может, утащил его письмо к себе на чердак, чтобы сжечь. Что бы ни ждало его в дальней части кампуса, в любом случае от него никуда не денется, и он принялся насвистывать какую-то блюзовую мелодию из детства. Он не помнил ни слов этой песни, ни кто ее напевал, папа или мама, но ему было приятно всякий раз, когда она накрывала его, точно прохладная тень облака, взявшегося неведомо откуда, будто бы отломившегося от чего-то большего. Чтобы стать твоим лишь на краткий миг, прежде чем продолжить свой путь.
Перед ужином Тернер повел его на свой чердак на складе. Ему-то разрешалось тут разгуливать, а вот Элвуду – нет, отчего того захлестнула волна страха. Но раз уж ему хватило смелости написать письмо, то и зайти на склад без разрешения он не побоится. Тайник оказался гораздо меньше, чем в его воображении, – тесная ниша, высеченная Тернером в пещере Никеля: стены из ящиков, выцветшее армейское одеяло, диванная подушка из комнаты отдыха. Это было вовсе не логово хитрого манипулятора, а скромное пристанище беглеца, юркнувшего сюда, чтобы переждать дождь, плотно запахнув воротник.
Тернер сел, прислонившись к коробке из-под машинного масла, и обхватил руками колени.
– Сделал, – доложил он. – Подсунул в номер «Аллигатора», в газету, как делал мистер Гарфилд в боулинг-клубе, когда взятки чертовым копам передавал. Потом побежал к инспекторской машине и сказал: «Возьмите, думаю, вам будет интересно!»
– И кому из них отдал?
– Кеннеди, кому же еще? – с презрением
