переспросил он. – Не парнишке же из «Новобрачных», в самом деле.
– Спасибо, – сказал Элвуд.
– Да я же ни черта не сделал, Эл. Просто письмо отнес, и все тут. – Он протянул Элвуду ладонь, и они обменялись рукопожатиями.
Вечером в столовой снова раздавали мороженое. Воспитатели – и, вероятно, Харди – были довольны тем, как прошла проверка. И на следующий день в школе, а потом и в пятницу во время «исправительных работ» Элвуд все ждал последствий. Так он когда-то давно сторожил, когда забурлит и задымится самодельный вулкан на уроке естествознания в школе Линкольна. Не завизжали на парковке шины грузовиков национальной гвардии, а Спенсер не схватил ледяной ладонью его за шею и не сказал: «Знаешь, у нас тут проблемка». Все произошло совсем не так.
А так, как заведено. Ночью в спальне по его лицу заскользили лучи фонарей. А потом его забрали в Белый дом.
Глава пятнадцатая
Про ресторан она прочла в «Дейли ньюс» и оставила вырезку со статьей с его стороны кровати, чтобы он точно ее увидел. Они уже целую вечность никуда не выбирались вместе. Вот уже три месяца Иветт, его секретарша, уходила из офиса пораньше, чтобы поухаживать за своей матерью, и ему приходилось брать на себя ее обязанности. У женщины был старческий маразм, который сейчас стали называть деменцией. Что же до Милли, уже почти наступил март, близилось пятнадцатое апреля, и все просто с ног сбились.
– Это же надо так закрывать глаза на реальность, безумие какое-то, – говорила его жена, обычно она успевала домой к одиннадцатичасовым новостям. Он уже дважды отменял «вечернее свидание» – это выражение из женского журнала занозой засело в его лексиконе, и допустить еще одну отмену Милли не собиралась.
– Дороти там дважды побывала, говорит, там просто чудесно! – сказала Милли.
Да она много про что так думает: про госпел-бранчи, шоу «Американский идол», сбор подписей против открытия новой мечети. Но язык он прикусил.
С работы он ушел в семь – все пытался расшифровать новый план медицинской страховки, который нашла для «Ас-Переезда» Иветт. Выходило дешевле, но не разорится ли он потом на всех этих доплатах? Такая бумажная работа всегда сбивала его с толку и выводила из себя. Пусть лучше Иветт сама ему все объяснит завтра, когда вернется.
Он сошел на остановке «Сити-колледж» на Бродвее и зашагал в гору. Для марта стояла непривычно теплая погода, но он помнил так много снежных бурь, обрушившихся на Манхэттен в апреле, что признавать приход весны не торопился. «Стоит только пальто теплое убрать – и на́ тебе», – говорил он. Милли на это отвечала, что он похож на тронувшегося умом отшельника, живущего в пещере.
«Камиллис» – «якорное» заведение, расположенное в жилой семиэтажке на углу 141-й и Амстердам-стрит – восхвалялось в «Дейли ньюс» за «домашние яства с изыском». Что это за изыск такой? В том, что блюда афроамериканской кухни тут готовят белые повара? Или в том, что потроха украшают сверху какими-то бледными маринованными овощами? На окне моргала неоновая вывеска с рекламой пива «Лоун Стар», а доску с меню у входа окружал нимб из побитых алабамских номерных знаков. Он прищурился: глаза уже начинали его подводить. Пускай тут и полно провинциальных символов, но названия блюд звучат вполне прилично, без излишней восторженности, и, пока добирался до стойки администратора, он успел заметить среди посетителей множество местных. И черные, и латиносы, которые, должно быть, работали неподалеку, в колледже. Обыватели, чье присутствие здесь, впрочем, только поощрялось.
Администратором оказалась белая девушка в голубом хипповском платье – явно сама из этого братства. Тонкие руки испещрены татуировками в виде китайских иероглифов – кто знает, о чем они говорят? Она притворилась, будто не заметила его, и он уже начал размышлять, что это значит: расизм или просто плохое обслуживание? Но углубиться в эти мысли не успел: администратор извинилась за то, что заставила его ждать. Новая система зависла, пояснила она, мрачно глядя на сероватое свечение на своем мониторе.
– Хотите присесть или пока подождете своих спутников?
Выработанная за долгие годы привычка вынудила сказать, что он подождет на улице, а потом, на тротуаре, его накрыло волной чересчур уж знакомого разочарования – Милли заставила его бросить курить, и он развернул пластинку никотиновой жвачки.
Теплый вечер на исходе зимы. Кажется, в этот квартал он еще не забредал. На 142-й он узнал здание, которое помнил по прежней работе, когда еще сам ездил на грузовике. Прошлое время от времени отзывалось в нем: мурашками, вспышкой боли в спине. Теперь это место звалось Гамильтонскими высотами, и, когда его диспетчеры впервые спросили, где оно находится, он ответил: «Да просто скажите, что надо ехать в Гарлем». Но новое обозначение прилипло и осталось. Риелторы нередко придумывали старым местечкам новые названия – или же воскрешали их прежние наименования, и это значило, что в районе грядут перемены. Что молодежь, что белые возвращаются. И ему хватит и на аренду офиса, и на зарплату для персонала. Если нужна помощь в переезде на Гамильтонские высоты или в Нижний Где-то-там-эттен – или что там еще придумают, – он всегда рад помочь; наем грузчиков – на три часа минимум.
Бегство белых в обратном направлении. С участием детей и внуков всех тех, кто покинул остров много лет назад, спасаясь от восстаний, обанкротившегося правительства и граффити на стенах – какими буквами их ни исписывай, в них все равно читается «Пошел на х…р». Когда он сам сюда перебрался, город был одной большой помойкой, так что он нисколько их не винил. Их расизм, страх и разочарование кормили его – хотите перебраться в Рослин, на Лонг-Айленд? В «Горизонте» вам охотно помогут! – и пускай в ту пору он сам получал сдельно, а не выдавал зарплату подчиненным, он был благодарен мистеру Беттсу за то, что тот всегда платил вовремя, наличкой, да еще в обход бухгалтерии. И не имело значения ни как тебя зовут, ни откуда ты взялся.
Из мусорки на углу улицы торчал номер местной газеты – «Вест-Сайд спирит». Когда они лягут спать, а лучше завтра, чтобы не портить вечер, надо будет сказать Милли, напомнил он себе, что никакого интервью не будет. Одна знакомая Милли по книжному клубу занималась размещением рекламы в этой газете и пообещала ей, что расскажет о нем в разделе, посвященном местному бизнесу, – «Предприимчивый предприниматель». Он им подходит как нельзя лучше: черный мужчина, владелец собственной транспортной компании, берет на работу местных, выступает для них наставником.
– Да какой из меня наставник? – сказал он тогда Милли, стоя посреди кухни и завязывая мешок с мусором.
– Это же большая честь.
– Я не из тех, кому нужно всеобщее внимание, – продолжил он.
Ничего сложного делать не надо: коротенькое интервью, а потом пришлют фотографа, чтобы тот сделал пару снимков его нового офиса на 125-й. Можно снять и его самого, напротив фургонов: большой босс крупным планом. Нет, об этом не может быть и речи. Он деликатно откажется, разместит в газете парочку рекламных объявлений, и на этом все кончится.
Милли опаздывала уже на пять минут. Совсем не в ее стиле.
Это его встревожило. Он сделал несколько шагов назад, потом еще, рассмотрел здание как следует и вдруг понял, что уже тут бывал. В семидесятых. На месте ресторана раньше было что-то вроде общественного центра, возможно открытого кем-то из бывших «черных пантер», где оказывали юридическую помощь. Открытая планировка офиса с порога позволяла понять, что тут все такие же, как ты. Здесь помогали заполнять заявления на продуктовые карточки и другие государственные программы, разобраться в пугающих бюрократических хитросплетениях. Он тогда еще работал в «Горизонте», значит, на дворе были семидесятые. Последний этаж, середина лета, сломанный лифт. Тяжкое восхождение по ступенькам, выложенным черно-белой шестиугольной плиткой, до того истертым множеством подошв,
