несмотря на временные трудности. – Это же замечательно! – в унисон произносит семья.
– Милочка моя, родная. Тебе не страшно? – переключаю внимание на дочь.
– Мамуля, нет. А тебе? Тебе не было больно? – малышка решительно отодвигает от меня папу и дедушку, а потом плюхается рядом.
– Мила, так нельзя, у мамы там шов, – спешит ее остановить Нина Ильинична. – Глебушка, ты оставайся, а я потом подъеду, покормлю семью обедом и Милу оставлю няне. Лера, что ты хочешь на обед? Я привезу, детка.
– Нина, давай уже остановимся на настоящем имени нашей невестки, – предлагает Андрей Максимович. – Каролина она теперь.
– Ну хорошо, – тушуется свекровь. – Каролина мне тоже нравится. Тогда буду тебя звать Линочкой.
Я не позволяю Глебу видеть меня такой беззащитной и непривлекательной. Договариваюсь с врачом, а он, понимая мое поведение, находит сиделку на время пребывания в больнице. Дни тянутся медленно. Мне скучно все время лежать или сидеть, но гулять по больничному парку пока нельзя. Глеб уговаривает врача разрешить прогулки, пользуясь инвалидным креслом. В один из августовских дней – немного прохладных, пахнущих приближающейся осенью, он бойко катит меня по асфальтированной дорожке. Отводит глаза, словно что-то скрывает.
– Глеб, с Миланой все хорошо? – хмурюсь я, сжимая рукоятки коляски. – Если ты не скажешь, я поднимусь. Ей-богу, поднимусь.
– Ладно, ладно, Кара, – Глеб присаживается возле меня на корточки. – Свирепый запрашивал сведения о твоей… В общем, о Каролине Чацкой. Странно, что она две недели молчала. Она же не беспокоила тебя? – прищуривается он.
– Нет. Я даже забыла о ней. А что Всеволод раскопал?
– Кара, не хочу об этом… Раз она успокоилась, незачем тебе волноваться. Помнишь, что врач сказал? Избегать эмоциональных и физических нагрузок. Кстати, секс к ним не относится, так что… Жду не дождусь, когда тебя выпишут! Врач обещал это сделать еще на прошлой неделе.
– Я отработаю, Вяземский, – приподнимая брови, произношу я.
– Еще бы, жена. Не забывай о процентах.
Глеб остается со мной еще немного времени. Отвечает на бесконечные звонки своих и моих юристов – на время моей болезни Вяземский взял руководство фирмой на себя. Когда-то я хотела обчистить его, оставить ни с чем, воспользовавшись помощью адвокатов. Я сумела бы признать сделку недействительной и не возвращать ему деньги. От дурных воспоминаний горло наполняется горечью. Глаза увлажняются, когда я представляю, что могло быть? Война – не на жизнь, а на смерть, ненависть, борьба за дочь… Сглатываю и приподнимаюсь на локтях, чтобы налить себе воды. Глеб только что ушел, а я отпустила сиделку до утра. Мне уже можно все – ходить, работать, жить обычной жизнью. Но мнительность мужа слегка замедлила возвращение в привычное русло.
– Помочь?
Вздрагиваю от женского голоса. Роняю бутылку на пол, медленно переводя взгляд на гостью.
– Каролина? Как ты узнала, что я здесь? – округляю глаза, встречаясь с ее хищным взором.
– Шутишь? По-моему, мы решили, что я знаю о тебе все. На меня работают хорошие хакеры. Ну и… другие люди тоже. Кстати, я же не Каролина. По документам у меня другое имя.
– Зачем ты пришла? – тянусь к телефону, гадая, кому звонить и что вообще делать? Мы совсем не подумали об опасности, что она представляет.
– Как ты себя чувствуешь, роднуля? – манерно протягивает она.
– Хорошо. Завтра выписывают. Все прошло хорошо. Ты бы хотела познакомиться с моей семьей? Кстати, как тебя зовут?
– Думаешь, я скажу? Зови меня Каролиной, это мое имя при рождении. Миленько тут у тебя, – она обводит ленивым взглядом палату. – А трубки эти зачем?
– Одна связывает меня с врачом, другая…
«Другая – с комнатой охраны», – произношу про себя. Глеб оказался самым предусмотрительным из нас – он настоял на круглосуточной связи с охранниками больницы. Одно нажатие и…
– Другая, с реанимацией, – вру ей. – Вдруг, мне станет очень плохо.
– Не станет, мы крепкие. Меня вон… – ее голос садится до сиплого шепота. Каролина касается манжета свободной блузки и тянет рукав, обнажая предплечье. Кожу прорезают красновато-белые застарелые шрамы…
– Тебя били? Расскажи о себе, мне правда важно знать о тебе все. Я не желаю тебе зла и хочу подружиться. Садись со мной.
Кара с опаской смотрит на меня и подходит ближе. Под ее тяжестью кровать издает тонкий писк. Господи, дай мне сил общаться с ней правильно… С одной стороны меня к ней тянет, как к родной, с другой же – отталкивает. Я ее боюсь.
– Вот, полюбуйся, племяшка или кто ты там мне? Меня били, накачивали препаратами, не кормили нормально. Меня… насиловали.
Она задирает блузку и демонстрирует шрамы на спине, плечах, шее. Что же ей пришлось перенести? И почему она упорно продолжает винить меня?
– Мне очень жаль. Я тебе очень сочувствую, слышишь. Я ничего не знала.
– Когда тебе было знать? Ты училась и охотно распоряжалась капиталами деда, моего никчемного папаши.
– Если бы я только знала, Кара… Все могло сложиться по другому, – тянусь рукой и мягко сжимаю ее дрожащую холодную кисть.
– Не трогай меня, – отдергивает она руку. Вскакивает с кровати и подходит к окну. Заламывает руки и шелестит надломленно:
– Ненавижу… Я живу только ненавистью, не умею по другому.
Пользуясь ее замешательством, пишу сообщение Свирепому, требуя немедленного отчета о Каролине. Решаюсь приписать, что прямо сейчас она находится в моей палате.
«– Немедленно уходите! Она опасная психопатка. У нее маниакально-депрессивный психоз, вспышки агрессии, неконтролируемое поведение. Она может вам навредить. Я немедленно звоню Глебу. Отключайтесь и постарайтесь вызвать врача».
Глава 44
Каролина.
Руки трясутся, а грудь сжимается обручем страха… Что мне сейчас делать? Я, как никогда перед ней уязвима – одна, да еще и с раной в груди… Врач настоятельно запретил мне волноваться. Так что я должна сейчас предпринять? Как обезопасить себя?
– Каролина, услышь меня, – кажется, я вкладываю в голос все твердость и решительность, на какие способна. – Я тебе верю. И очень хочу помочь. Я помогу тебе найти людей, виновных в твоем заточении.
– Ненавижу, – шипит она, наступая на меня. – Ты заменила мое место. Если бы ты не появилась… Откуда ты только взялась? Жила в своем городе, водила шашни с красавчиком благородного происхождения. Что заставило тебя все бросить?
Ее подбородок дрожит, но в глазах я вижу что-то похожее на неуверенность. Она словно боится поверить и предать гадкую мечту о мести.
– Я расскажу тебе все. Садись рядом, – киваю я. – Но сначала ты расскажи мне, как ты очутилась в этом… В закрытой лечебнице.
Каролина шумно выдыхает и с опаской подходит ко мне. Вытирает вспотевшие ладони о брюки,
