Между тем блондин, дрожа от перенапряжения, натравливал на его ВГК своего зверя так, будто был готов сдохнуть прямо здесь, на арене, но победить. Его лицо, измазанное потом и кровью, пугало своей осмысленностью и фанатичным упрямством. Что-то похожее я уже видела, только не могла вспомнить где.
Внезапно орк схватил за грудки изломанного, но по-прежнему извивавшегося ВГК, поднял в воздух и, сделав замах, с силой швырнул его в нашу с Шоном сторону. Я испуганно пригнулась, зажмурилась – показалось, что ограждение его не сдержит. Но миг спустя послышался глухой звук удара о металлическую сетку, и коричневая гора мускулов и костей рухнула на грязный затоптанный пол арены и тотчас развеялась.
Зрители выкрикивали ругательства, пинали ограждение, победно трясли кулаками, громко смеялись. А меня всю трясло. Так, будто бы это я сражалась, а не кто-то другой. Изможденного брюнета, нетвердо стоявшего на ногах, увели приятели под руки из зала. Блондин, тяжело дыша, какое-то время еще держался на ногах, словно ожидал нового нападения. А потом наконец понял, что победил. Его тело обмякло, и он упал на колени, стараясь прийти в себя.
– Не ожидал, что ты такая азартная, – усмехнулся Шон, осторожно освободившись из моего захвата. Оказывается, все это время я так и продолжала за него держаться.
– Нет, я не азартная. Во всяком случае, не в таких вещах. Просто испугалась очень.
– Понятно. Твоя ставка выиграла. Схожу принесу тебе деньги.
– Не надо. Их все равно недостаточно. А после того, что я тут увидела, не смогу к ним притронуться. Пусть все получит блондин. Он честно заслужил каждый выигранный эфи.
– Не говори ерунды, Карина. Деньги это перила, а заработанные своими усилиями, талантами или верно принятым решениями, еще и предмет гордости. Стой здесь. Я скоро приду. – Шон быстро меня поцеловал, а затем спустился вниз.
Я же осталась неприкаянно мяться на месте, боясь потеряться в толпе. Он вернулся десять минут спустя и протянул мне смятые засаленные купюры.
– Держи.
Я посмотрела на грязные бумажки, потом на блондина. Он выглядел бледным, изможденным, с черными синяками под глазами и следами крови, которые толком не сумел вытереть рукавом. На его висках по-прежнему пульсировали вены, но губы кривились в улыбке, а в глазах искрилась радость, облегчение и уверенность в завтрашнем дне. Наверное, более счастливого человека видеть мне никогда прежде не доводилось.
– Спасибо, – тихо сказала я и сунула в сумочку смятые купюры. Внезапно какой-то парнишка в черном худи заорал на весь зал:
– Облава! Бегите! Сейчас здесь будет полно стражей!
Началась паника. Шон быстро схватил меня за руку и, коротко бросив: «Живо уносим ноги!», потащил к выходу.
Люди кричали, толкались и вели себя, как обезумевшие от страха звери. Шон ловко протискивался в толпе и волок за собой меня. Откуда-то сзади доносились команды; «Всем оставаться на местах!», «Вы арестованы!» Но они только подстегивали нас шевелиться шустрее.
Когда мы выскочили на улицу, то рванули вперед на такой скорости, будто от этого зависела наша жизнь. Я не знала, что будет, если нас с Шоном поймают. Подозревала, что дело ограничится штрафом и предупреждением, но проверять не желала. Сердце бешено колотилось в груди, щеки пылали, дыхание сбилось. Но остановиться я не могла и бежала вперед, мысленно костеря на чем свет стоит дурацкие каблуки.
Мы миновали заброшенную стройку, пронеслись над канавой по дорожке из гнилых досок. Мои туфли застряли в щели, и я чудом сумела выдернуть ногу.
– Все нормально? – прошептал Шон, окинув меня взволнованным взглядом.
– Да, – отрывисто ответила я, и мы полетели дальше.
Нырнули в дыру в заборе и затерялись где-то в гетто. Остановились только тогда, когда шум колес и крики стражей исчезли. Огляделись. Кругом царил полумрак и тишина. Фонари были разбиты, и в тусклом лунном свете были видны граффити на бетонных стенах. Я привалилась плечом к стене, запыхавшись.
Шон дышал гораздо ровнее. Его натренированный организм, казалось, такую пробежку за нагрузку и не считал. Он невозмутимо полез в карман брюк за мобильником, чтобы подсветить нам дорогу и минуту спустя, уже шагом, мы стали искать место, где был припаркован его карлет.
– И часто ты ходишь на подобные мероприятия?
– Бывает.
– А на арену выходишь?
Шон повернул голову в мою сторону, и я не столько увидела, сколько ощутила знакомую лукавую улыбку. Он снова отвернулся, так ничего и не сказав.
– Но зачем?
– Это здорово прочищает сознание.
Я покусала губу, обдумывая странный ответ. А потом вспомнила его реакцию во время боя и тихо спросила:
– Тебя возбуждает насилие?
Шон усмехнулся.
– Нет. Меня возбуждаешь ты.
С этими словами он резко схватил меня за руку и, развернув, прижал спиной к металлической сетке. Я не успела опомниться, как его губы жадно накрыли мои.
Либидо и мортидо. Жизнь и смерть. Близость конца невольно вызывает мысли о начале. Близость смерти вызывает острое желание жить.
На адреналине мы целовались так, будто нам оставалось существовать считаные секунды. Пальцами левой руки я цеплялась за мозаичную сетку, в то время как правой сминала волосы Шона. Его горячие ладони блуждали по моему телу, оглаживая талию, бедра и медленно поднимая подол длинного платья. В голове был дурман… Хриплые рваные вздохи, шелест ткани плаща, дребезжание сетки и быстрое биение наших сердец… Шон перехватил мои запястья, поднял их вверх и с силой вдавил в холодный металл. Кажется, я изогнулась, застонала. И снова глубокий, затяжной поцелуй…
От которого нас безжалостно оторвали звуки мигалок. Шон резко отстранился. Бросил быстрый взгляд в сторону приближавшихся к нам машин.
– Замри, – тихо сказал он и принялся что-то почти беззвучно шептать.
Стражи порядка, проезжая мимо, посмотрели сквозь полуопущенное стекло служебного карлета прямо на нас… но ничего не заметили. Шон накрыл нас иллюзией. Не сдержалась и прыснула, когда желтоватые огни фар замаячили уже вдалеке. Но тут же прижала ладонь ко рту – мало ли, вдруг кто услышит. Шон затрясся от смеха рядом, но ни звука не проронил.
– Давай выбираться отсюда, Мандариновая девочка, – прошептал он на ухо, когда мы снова остались одни. – С тобой я забываю о безопасности. Можно попасться.
Немного поплутав, мы нашли карлет Шона. Аргументируя тем, что мы с ним как-никак уважаемые жители Либрума, он снова повез меня ужинать в «Муша’с». В небе включил автопилот. Сбросил куртку и худи, переоделся в черную шелковую рубашку, застегнул бриллиантовые запонки – и снова стал уважаемым членом общества.
Я последовала его примеру и избавилась от плаща. Как легко, оказывается, под покровом темноты обрести добропорядочность.
