остров?
– Да порядочный-таки. Туземцев там нет. Я слыхал – что остров этот табу, по какой-то прихоти дикарей. Так или иначе, вот моя находка. Узнаете вы её?
– Узнаю.
– Странно, что она попалась мне, – продолжал капитан, – странно, что вы выпустили объявление, a ответ на него все время валялся с моим скарбом: но такова уж жизнь!
– Странно! – повторил другой. – Это более чем странно…
– Возможно, конечно, – продолжал капитан, – что они где-нибудь скрывались на острове, возможно, что и теперь они находятся там, без вашего и моего ведома.
– Они там, – отвечал Лестрэндж, уставясь на игрушки, словно читая в них скрытое послание, – Они там. У вас есть координаты острова?
– Как же. Хозяйка, подай сюда мой шканечный журнал!
Она достала из бюро объемистую, засаленную черную и подала ему. Он нашел страницу и прочел долготу и широту.
– Я сделал заметку в тот же день, – вот она: «Адамс притащил на борт коробку с детскими игрушками из покинутого шалаша, который люди разметали, и продал мне её за рюмку вина». Плавание продолжалось еще три года восемь месяцев; где тут помнить про находку? Года, проведенные в кругосветном плавании за китами, не улучшают память человека. Зашли мы потом в Нантакет починиться. Затем, после двухнедельного пребывания на берегу и месячного ремонта, старый «Морской конёк» снова отправился в путь, я вместе с ней. В Гонолулу напала на меня водянка – и я вернулся домой. Вот и весь сказ. Толку в нем мало, но все же, как увидал я ваше объявление, подумал себе: посмотрим, не выйдет ли чего.
Лестрэндж пожал ему руку.
– Вы видели, какую я предложил награду? – сказал он, – У меня нет с собой чековой книжки, но не позже, как через час, чек будет у вас.
– Ну, нет! – возразил капитан, – Если что из этого выйдет, я не прочь от маленького вознаграждения; но десять тысяч долларов за коробку в пять центов, – нет, я не из таковых!
– Я не могу заставить вас принять деньги сейчас, – сказал Лестрэндж, – не могу даже поблагодарить вас по-настоящему, – я сам не свой. Но когда все будет решено, мы с вами поладим…
Он опять закрыл лицо руками.
– Не сочтите меня слишком любопытным, – сказал капитал Фонтейн тщательно укладывая сервиз обратно, – но смею ли спросить, что вы полагаете предпринять?
– Я тотчас же найму корабль и примусь за поиски.
– Н-да, – поддакнул моряк, задумчиво заворачивая ложечки – Так, пожалуй, будет лучше всего.
В душе он был убежден, что поиски окажутся бесплодными, но чувствовал, что Лестрэндж не успокоится, пока не получит неопровержимых доказательств.
– Вопрос в том, – продолжал Лестрэндж, – как мне быстрее всего попасть туда?
– Думается, что могу вам помочь, – ответил Фонтейн, обвязывая коробку бечевкой, – Вам нужна быстроходная шхуна, а если не ошибаюсь, таковая как раз теперь разгружается на пристани О’Салливана. Хозяйка!
Вошла женщина. Лестрэндж чувствовал себя как во сне, и эти люди, принимавшие участие в его делах, представлялись ему сверхчеловеческими благодетелями.
– Сходи посмотри, дома ли капитан Стэннистрит.
Она вышла.
– Он живет в нескольких домих отсюда, – продолжал Фонтейн. Лучший, капитан шхуны, когда-либо выходивший из Фриско, а «Раратонга» – лучший корабль, когда-либо плававший по морю. Стэннистрит – его капитан, владелец – Мак Вити. Копра была его последним грузом, и её почти выгрузили. О, Мак Вити сдаст его самому сатане, лишь бы цена была хорошая!
Чего только он у него не возил: и свиней и миссионеров!.. Подойдет вам «Раратонга» как нельзя лучше – в том ручается Саймон Фонтейн; и если позволите, я, не сходя с постели, оборудую вам его и найму людей, да подешевле, чем эти окаянные агенты! Не спорю, возьму с вас за комиссию, но меня интересует и самое дело…
В коридоре послышались шаги, и вошел капитан Стэннистрит. Это был подвижной человек лет тридцати, с живыми глазами и приветливым лицом. Лестрэнджу он поправился с первого же взгляда.
Дело сразу заинтересовало его.
– Пойдемте со мной на пристань, – предложил он. – Я могу сейчас же показать вам судно.
Он встал, пожелал доброго дня своему другу Фонтейну, и Лестрэндж последовал за ним, неся в руке коробку из оберточной бумаги.
Пристань О’Салливана была недалеко. Высокий «Кейп Хорнер», выглядевший почти близнецом злополучного «Нортумберленда», разгружал железо, а за его кормой стройный и изящный, как видение, с белоснежными палубами, стоял «Раратонга», разгружающий копру.
– Вот мой корабль, – сказал Станнистрит, – груз почти весь уже выгружен. Как он вам нравится?
– Я беру его чего бы это ни стоило, – объявил Лестрэндж.
Глава IV. На юг
Прикованный к постели капитан так быстро повел дело, что уже десятого мая «Раратонга» с Лестрэнджем на борту миновала Золотые ворота и пустилась на юг со скоростью десяти узлов.
Ничто не может сравниться с плаванием на парусном судне, в особенности больших размеров. Широкие паруса, бесконечно высокие мачты, тонкость, с которой улавливается и обращается на пользу малейший ветерок, – все это навеки остается в памяти. Шхуна – царь всех судов, а «Раротонга» была признанным царем всех шхун Тихого океана.
В первые дни они шли хорошо, потом ветер стал переменчивым, сбивая их с прямого пути к югу.
Кроме лихорадочного возбуждения, Лестрэнджа томила еще глубоко затаенная в душе тревога, как если бы тайный голос шептал ему, что детям угрожает какая-то опасность.
Противный ветер как бы раздувал эту тайную тревогу, подобно тому, как раздувает тлеющие угли. Так продолжалось несколько дней, после чего судьба внезапно смилостивилась: бодрый попутный ветерок запел в расходящийся веером след.
Так они сделали пятьсот миль, бесшумно и быстро, как во сне. Потом вдруг ветер спал.
Океан и воздух застыли. Неподвижный небосвод навис над ними плотным бледно-голубым куполом. Линия далекого горизонта охватывалась кольцом прозрачных облаков. Время от времени гладкая поверхность воды морщилась рябью, и мимо проходили полосы темных водорослей; смутные очертания всплывали кверху и, почуяв присутствие человека, медленно погружались и растворялись в воде…
Прошло два дня – два невозвратных дня. Утром третьего дня повеяло с северо-северо-запада, все паруса напряглись, и снова послышалось журчание воды у носа.
Капитан Стэннистрит был не только знатоком своего дела; это был также, к счастью для Лестрэнджа, человек воспитанный и образованный, а что еще того важнее, человек с отзывчивой душой.
Раз как-то они вместе прохаживались по палубе, когда Лестрэндж, молча шагавший, заложив руки за спину, внезапно нарушил молчание.
– Вы не верите в видения и сны?
– Почему вы так думаете? – возразил тот.
– О, я только сказал так, в виде вопроса. Ведь большинство людей утверждают, что не верят в них.
