— Майкл для меня — воплощение загадки мужского пола, — слова ее прозвучали слишком поспешно и неестественно.
— Перепутали половые признаки, сестренка, — бодро возразил Нейл, ничем не показывая, что понял, насколько трудно ей было говорить о Майкле, и не выдавая своей собственной чрезмерной заинтересованности по поводу ее отношений с Майклом. — Это женщины — загадка. Любой вам скажет, хоть Шекспир, хоть Шоу.
— Только для мужчин. Шекспир и Шоу — мужчины. Получается, что это две стороны одной медали, как вы понимаете. Противоположный пол — всегда терра инкогнита, так что каждый раз, когда мне кажется, что я полностью разобралась в вашей природе, судьба опять делает сальто-мортале, и я снова там, откуда начала, а вы, мужчины, поворачиваетесь ко мне какой-то новой, неожиданной стороной, — она смяла сигарету и улыбнулась. — Думаю, основная причина, по которой я одна веду отделение, заключается в том, что таким образом я получаю великолепную возможность изучать популяцию мужчин без вмешательства других женщин.
Нейл засмеялся.
— Ух, как бесстрастно! Ну ладно, мне можете говорить сколько угодно, но не вздумайте сказать этого при Наггете, а то он живо явится к вам с кучей симптомов бубонной чумы и сибирской язвы.
В ее глазах появилось слегка возмущенное выражение, словно она собралась протестовать против такой буквальной оценки ее слов, но он продолжал говорить, не давая ей прервать его, в надежде, что ему удастся отвлечь ее в меру остроумным замечанием:
— Мужчины в своей основе — простейшие существа. Не то чтобы одноклеточные, конечно, но уж, во всяком случае, и не китайские шкатулки.
— Ерунда! Вы, мужчины, куда большая загадка, чем любое количество китайских шкатулок, не говоря уже о том, как важно ее разгадать. Взять Майкла…
Нет, нельзя! Нельзя рассказывать о том, что произошло между Майклом и Льюсом, хотя, пока она шла по дорожке к отделению из своего корпуса, она было уже совсем решила, что Нейл, пожалуй, единственный, кто мог бы ей помочь. Но теперь она вдруг поняла, что, рассказывая об этом эпизоде ему, она выдаст себя, а этого делать нельзя ни в коем случае. А кроме того, ей тогда придется рассказать и об этой жуткой сцене между ней и Льюсом, а уж это смерти подобно. И она закрыла рот, не закончив фразы.
— Отлично, возьмем Майкла, — продолжил за нее Нейл, как если бы она высказалась до конца. — Что же такого особенного в Майкле, нашем ангеле-хранителе, во плоти явившемся к нам в отделение? Какое количество шкатулочек он в себя вмещает?
— Нейл, если вы будете высказываться в духе Льюса Даггетта, клянусь вам, я перестану с вами разговаривать!
Он был до такой степени поражен ее словами, что выронил сигарету, наклонился, чтобы поднять ее, и снова сел прямо, глядя на нее с подозрением и испугом.
— Ради Бога, что я такого сказал? — опешил он.
— Ох, пропади пропадом этот человек! Он просто заразный, — сумела выговорить она.
— Сестренка, послушайте, вы считаете меня своим другом? Я хочу сказать, человеком, на которого можно положиться и который не предаст?
— Ну конечно! Вы могли бы не спрашивать.
— Кто на самом деле волнует вас, Льюс или Майкл? Я узнал, что такое Льюс, и терпел его три месяца — и не чувствовал того, что чувствую сейчас — то есть с того момента, как появился Майкл. Но за эти две недели отделение превратилось в перегретый котел. С минуты на минуту я жду, что он вот-вот должен взорваться, хотя пока что он бурлит и клокочет, не доходя до критической точки. Это, пожалуй, самое тяжело переносимое ощущение — ждать, когда взорвется то, что обязательно должно взорваться. Будто снова вернулся на передовую.
— Я знала, что вы невзлюбили Майкла, но я не думала, что до такой степени, — вспылила она, поджав губы.
— Да нисколько! Он чудный парень. Но только именно в Майкле все дело. Не в Льюсе. В Майкле.
— Это просто смешно! Как мог Майкл все перевернуть? Он такой, такой спокойный!
«Ну вот и все, — думал он, внимательно глядя на нее. — Понимает хоть она, что происходит с ней, с ним, со всеми нами?»
— Возможно, все дело в том, что вы — другая. С тех пор как появился Майкл, — твердо сказал он. — Вы ведь не можете не понимать, что все наши настроения, отношение ко всему — от вас. Это касается и Льюса тоже. А с тех пор как пришел Майкл, вы совсем другая, и наши настроения и мысли тоже изменились.
«Господи! Держись, сестра Лэнгтри, пусть лицо твое не выдаст ничего!» — и оно не выдало. Она смотрела на него с почти вежливым интересом, и на лице ее ничего не отразилось — оно было все таким же гладким, спокойным и невозмутимым. А голова ее в это время лихорадочно работала, пытаясь справиться с ситуацией и осмыслить возможные последствия этого разговора. Надо было придумать — и поскорее, — как вести себя дальше, чтобы если не умиротворить Нейла, то по крайней мере выглядеть естественно в его глазах, не забывая, что он о ней знает — а его слова доказывают, что он знает о ней больше, чем она предполагала. Все, что он сказал, было правдой, но только она не могла ему признаться в этом — слишком хорошо она помнила, как хрупка его психика, как зависим он от нее. Ах, черт бы его побрал, втянул ее в этот разговор, когда она сама еще толком не разобралась, что к чему.
— Я устала, Нейл, — проговорила наконец она, и на лице ее вдруг проступило все напряжение этого длинного трудного дня. — Слишком долго это продолжается. Или я, видимо, недостаточно сильна. Не знаю. К сожалению, не знаю, — она облизала губы. — Не вините, пожалуйста, во всем Майкла. Это было бы слишком большим упрощением, а на самом деле все куда сложнее. Если я стала другой, то это из-за тех процессов, которые происходят внутри меня. Наша жизнь подошла к концу, и скоро начнется другая. Мне кажется, я просто готовлюсь к ней, и думаю, что и все вы тоже. И к тому же я так устала. Не взваливайте на меня еще больший груз. Просто помогите мне.
Что-то необыкновенное происходило с Нейлом, он физически ощущал это, сидя здесь напротив сестры Лэнгтри и слушая, как она, по сути дела, признала свое поражение. Как будто ее падение вызвало к жизни бурный рост его собственных внутренних ресурсов. Как будто он питался ею. «И вот наконец это пришло», — торжествующе думал он. Внезапно она оказалась таким же человеком, как и он, и силы ее так же ограничены, и выносливость не бесконечна, а значит, и она тоже может ошибаться. Видеть ее такой значило для него осознать свою собственную силу, а не прятаться вечно за ее спиной.
— Когда я впервые увидел вас, — начал он медленно, — я решил, что вы — что-то вроде куска железа. В вас было все, чего не было во мне. Потеря нескольких человек в бою? Что ж, вы бы горевали, конечно, но это не привело бы вас в такое место, как отделение «Икс». Да ничто в мире не заставило бы вас оказаться в таком месте. Полагаю, в то время именно в вас такой я и нуждался. Если бы это было не так, вы бы не смогли мне помочь, а вы это сделали. Вы даже представить себе не можете, как много значила ваша помощь. И теперь я не хочу, чтобы вы сломались. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы поддержать вас. Но вместе с тем это так приятно ощущать, как понемногу восстанавливается равновесие между мной и вами!