— Пока я здесь настоятельница и пока ты — член нашейобщины, тебе придется делать то, что я тебе скажу, — добавила онасурово. — Ты еще недостаточно взрослая, Габриэла, чтобы принимать важныерешения самостоятельно. Мы все считаем, что ты должна учиться дальше, и тыбудешь учиться. А упрямство… упрямство — это грех, который наш господь сурово осуждает.
Сказав так, настоятельница дала понять, что разговорокончен, не слушая возражений. Мать-настоятельница хорошо понимала, чтоупрямство Габриэлы питается страхом перед миром, однако потакать этой слабостиона не собиралась. Габриэла должна была победить свой страх — или навекиостаться бессловесным, никчемным, запуганным существом, боящимся одновременно ивыйти в мир, и ступить на стезю монашеского подвига.
Габриэла, со своей стороны, тоже не собиралась уступать,хотя и чувствовала, что не права. В обители ей было хорошо и спокойно. Она нехотела возвращаться в мир, который так долго мучил и в конце концов едва неубил ее.
Видя, что Габриэла не собирается менять свое мнение, матушкаГригория велела отправить документы девочки в Школу журналистики Колумбийского университета.Но анкету с просьбой принять ее в качестве студентки Габриэла должна былазаполнять собственноручно. По этому поводу между нею и ее учительницамипроизошла грандиозная битва. В конце концов, плача и повторяя, что она всеравно никуда не поедет, Габриэла все же заполнила необходимую форму. Вскорестало известно, что ее приняли и что она получит полную стипендию.
В восторге была вся обитель, за исключением самой Габриэлы.Не утешало ее даже то, что Колумбийский университет, считавшийся весьмапрестижным учебным заведением, находился совсем недалеко от монастыря. Ей ненадо было даже переезжать в общежитие.
— Что же мне теперь делать? — жалобно спросилаона, когда матушка Григория вызвала ее к себе и сообщила эту радостную новость. —Я не хочу, не хочу!..
Скоро ей должно было исполниться семнадцать, но она —впервые за всю жизнь — вела себя как избалованный, капризный ребенок, инастоятельница укоризненно покачала головой.
— До начала занятий у тебя есть еще два с половиной месяца, —сказала она. — Постарайся за это время смириться с мыслью, что учитьсятебе все же придется.
— А если я не смирюсь?! — дерзко спросилаГабриэла, и настоятельница чуть было не всплеснула руками от досады.
— Боюсь, тогда нам придется отшлепать тебя всеммонастырем, — сказала она, улыбаясь несколько напряженной улыбкой. —И, можешь мне поверить, это будет вполне заслуженное наказание. Неблагодарность— тяжкий грех. Господь дал тебе способности, которые ты не хочешь развивать,чтобы употребить их на пользу людям. А я уверена, что ты сможешь сделать многохорошего, если станешь писательницей или хотя бы журналисткой.
— Но я могу писать свои рассказы и здесь, —ответила Габриэла, и в ее глазах снова появились смятение и страх.
— Ты хочешь сказать, — медленно, с расстановкойпроговорила настоятельница, — что ты уже все постигла, что ты — достаточномудра и что тебе совершенно нечему учиться? Пожалуй, мне придется наложить натебя епитимью за твою излишнюю самоуверенность и гордыню. Как насчет недели ежедневныхдополнительных молитв к Иисусу, чтобы он даровал тебе смирение?
Габриэла оценила шутку и даже сумела улыбнуться, однако ониеще не раз возвращались к этому разговору.
Габриэла продолжала упорствовать. Но победила все же волядвухсот с лишним сестер. В сентябре Габриэла все-таки пошла учиться, а ужеспустя неделю ей стало ясно, что в университете ей нравится. Еще через тримесяца она поняла, что настоятельница была совершенно права — права от первогодо последнего слова.
На протяжении всех четырех лет учебы Габриэла не пропустилани одного занятия. Она с удовольствием ходила на лекции, как губка впитывалакаждое слово профессоров и преподавателей, выполняла все самостоятельные работыи даже посещала семинар писательского мастерства. Ее зарисовки отличались ясными точным стилем; с эссе на заданную тему она справлялась столь же блистательно,а рассказы Габриэлы становились все более изящными и виртуозными.
Но успехи на студенческом поприще не изменили ее отношения кмиру. Габриэла по-прежнему оставалась нелюдимой и замкнутой; она редкозаговаривала первой и старалась держаться подальше от остальных студентов Привсем своем доброжелательном отношении к людям она ухитрилась не подружиться нис кем из однокурсников, одинаково сторонясь и девушек, и юношей. Как толькозанятия заканчивались, она спешила обратно в монастырь, где подолгу сидела наддомашними заданиями и самостоятельными работами, так что в смысле общения учебав университете ничего ей не дала.
Зато образование, которое она получила, было одним из лучших.Новелла, которую Габриэла подготовила в качестве дипломного проекта, была дажерекомендована к публикации в университетском сборнике. Университетский курсГабриэла закончила с отличием, и монахиням пришлось тянуть жребий, чтобывыбрать тех, кто поедет к ней на выпускной вечер. Двадцать сестер во главе сматушкой Григорией прибыли в университетский городок на двух взятых напрокатмикроавтобусах и сидели в первых рядах конференц-зала, где происходилочествование выпускников и вручение дипломов.
Университетские преподаватели в один голос предсказывалимолодой девушке большое будущее на писательском поприще. Габриэла по-прежнему вэтом сомневалась. Но как бы там ни было, обучение на факультете журналистикистало для нее громадным шагом вперед.
Об этом они беседовали с матушкой Григорией вечером того жедня, когда они вдвоем вышли прогуляться в монастырский сад.
— Ты сможешь стать писательницей, — негромкопроговорила настоятельница, перебирая пальцами крупные четки вишневогодерева. — У тебя есть талант, есть трудолюбие и упорство… — Тут онаулыбнулась, вспоминая историю четырехлетней давности, когда Габриэла так упрямоне хотела учиться. — Единственное, чего тебе пока недостает, это знанияжизни, но это дело наживное…
— Я не ощущаю этого, матушка, — совершенноискренне ответила Габриэла. Пережитые в детстве унижения и страх не прошли длянее даром. Теперь, в двадцать один год, ей по-прежнему недоставало уверенностив себе и в своих силах. Матушка Григория прекрасно это видела и пыталась помочьГабриэле, но дело продвигалось медленно — Разве, если бы твоя новелла былаплоха, ты закончила бы с отличием? — спросила настоятельница.
— Мне поставили высшую оценку из-за вас. Мойруководитель знал, что я воспитывалась в монастыре, и не хотел ставить вас внеловкое положение. — Габриэла улыбнулась. — Кроме того, деканфакультета журналистики — тоже католик…
— Насколько я знаю, — уточнила матушкаГригория, — ваш декан — еврей. Но дело ведь не в этом, Габи. Ты самапрекрасно знаешь, за что тебя удостоили диплома с отличием. Это не жалость, неблаготворительность — ты заслужила его своим трудом и своим талантом. Вопростолько в том, что ты собираешься делать дальше. Может, для начала ты попробуешьсебя в журналистике?
