Я хотела заплакать от несправедливости, но по суровому лицу драконьера было понятно: тратить влагу бесполезно, у него каменное сердце и несокрушимая железная воля. Он искупает в крови полконтинента, лишь бы его желания были удовлетворены и немедленно.
Уже наученная горьким опытом, с совестью, отягощенной смертями воздушников, я нехотя подчинилась. И добровольно, скрестив руки, задрала рубашку до груди.
Хотя на самом деле мне уже давно хотелось сигануть вниз с дракона и прекратить все эти издевательства не в меру властного фаррийца.
Грубая мужская ладонь нырнула между ног, а я, отвернув лицо в сторону, зажмурилась. Свалюсь с дракона, ну и хорошо!
Пальцы скользили медленно, вкрадчиво, поглаживая и обводя каждую натертую складочку интимного места.
Мазь приятно холодила разгоряченное играми тайное местечко, но эта поза и такой безапелляционный приказ были просто унизительны. Не выдержав стыда, я спрятала лицо на груди своего мучителя.
Ежесекундно я ждала: вот-вот драконьер набросится на меня. Удивляло то, что ничего не происходило, меня не хватали и не швыряли поперек дракона. Просто рука продолжала свое медленное задумчивое движение, описывая в том месте спирали и завитки. А другая скользнула на талию и крепко прижала к горячему телу драконьера, так что ладонь с шаловливыми лечебными пальцами оказалась зажата между нашими телами. Впрочем, это не помешало ей исследовать все окрестности, даже те, которые в ночном разврате не участвовали.
5.20
Наблюдая подозрительную незаинтересованность фаррийца, я заподозрила, что Дрейк Дайер решил полечить меня «там» нарочно. Наверняка у него имелся какой-нибудь коварный план, такой же подлый и гнусный, как и он сам, но доказательств у меня не было.
А рассуждать с каждой секундой становилось все труднее и труднее. Я хотела его, отчаянно, безнадежно. Но драконьер смотрел куда угодно: на горы, землю, горизонт, но только не на меня.
Пожалуй, в эту минуту, чтобы унять терзавший меня огонь, я согласилась бы на кого угодно, хоть на Стаса Орлова с его пристрастием к боли и жестокостью.
Желание сжигало меня изнутри, заставляло прелести наливаться кровью и болезненно ныть. Соски уже давно сжались в крохотные вишенки и настойчиво требовали ласки. Так усиленно, что, выгнув спину, я потерлась вершинами груди о жесткий тартан драконьера. Грубая ласка в сочетании и с нежным движением пальцев сорвала все внутренние запреты.
Это движение не укрылось от драконьера, и его палец, скользящий во влажной пещерке, непроизвольно дернулся, отозвавшись вспышкой удовольствия и сорвавшимся с моих губ довольным стоном.
К моему ужасу я не успела закрыть рот ладонью, и ехавший рядом фарриец прекрасно слышал издаваемые мной дикие звуки.
Мне показалось, что это конец. Я никогда больше не смогу посмотреть ему в глаза.
Но вместо упрёков или насмешек, вместо любых слов осуждения я ощутила, как вторая рука мужчины скользит по моему животу, путается в рубашке. В нетерпении разрывает ворот с и без того слишком глубоким вырезом и в следующий момент шершавая ладонь ложится на грудь. Замирает на секунду и, сжимая, начинает сладостно похлопывать пальцем по пуговке соска. Слегка щипать и тянуть, доставляя мучительное удовольствие.
А другая рука начинает неистово двигаться внутри меня, лечебное зелье срабатывает не хуже любой смазки, приятно пощипывая тайные складочки.
Это было совершенно недвусмысленное предложение утолить взаимный голод.
Драконьер, закрыв глаза, стонал вместе со мной, с болезненной мукой он прижимался колючей щекой к моему виску, пока я неистово двигала бедрами, насыщаясь.
Сквозь переплетение спутавшихся волос я наблюдала, как мужчина по-собачьи скалил зубы в те моменты, когда его стоявшее дыбом хозяйство зажимало между нашими телами. Возможно, ему было больно, но даже от этой острой пронизывающей муки он получал удовольствие.
Вспомнив про свое обещание ласкать фаррийца и наш договор, я протянула руку и несмело скользнула пальцами за пряжку. Она была слишком тугая, я расстегнула ее и выпустила на волю набухшего от запредельного желания дружка драконьера.
Пусть мне это будет стоить гордости, но до следующего полнолуния предводитель фаррийцев не посмеет заявить на меня свои права. Ведь после того, что я собиралась сейчас сделать, он не посмеет сказать, что я не выполнила условия договора и не ласкала его.
Я сжала в кулаке твердую мужественность и нежно потерла о свой живот, сжала сильнее. Простая незамысловатая ласка, но плоть дернулась в моей руке, как пойманная в плен птица. Так же, как и я ночью в объятиях Дрейка. Это слегка улучшило мое настроение: пусть господин «Мои приказы не обсуждаются» почувствует себя в чьей-то власти!
Доставлять друг другу удовольствие, сидя на драконе, поистине пикантное занятие. Ощущение свободного полета, пропасть внизу и щекочущее чувство опасности, холодный пронизывающий ветер и трение двух разгоряченных тел.
Осмелев, я выгнулась, откинув голову назад, чтобы еще сильнее насадить себя на фаррийца, почувствовать всю ту гамму острых ощущений, которые мне дарил полет на драконе и ласки с мужчиной. Я парила в облаках в прямом и переносном смысле.
Фарриец не желал ни отставать, ни уступать. В унисон со мной Дрейка Дайера сотрясали конвульсии экстаза.
Не было смысла останавливаться, мы уже не раз делали это вместе. Каждый из нас за прошедшую бурную ночь изучил все признаки приближающегося оргазма партнера.
Не сговариваясь, мы одновременно ускорили темп. Я уже знала, что нравится и не нравится драконьеру, а он легко угадывал мои желания, каждый раз безошибочно делая то, что нужно.
Чтобы мой мучитель остался доволен, я приподнялась и прижалась обнаженной грудью к драконьеру, обняла его за шею, он уткнулся носом в мое плечо и как-то особенно сладко задвигал пальцами во мне. Мы сплелись с Дрейком Дайером как две змеи в траве.
Прерывистое горячее дыхание мужчины ритмично обжигало кожу, вырываясь вместе со звериным рычанием.
От моего крика дракон вздрогнул и повернул к нам клиновидную голову, а из моих разгоряченных складочек наконец-то ушло противное неутолимое желание.
Прикусив губу от стыда и тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, я сползла по мужчине и спряталась все там же - на груди фаррийца. Хорошо, что никто иной не видел моего позора. Ведь драконьер стонал так же громко, как и я, хриплым срывающимся голосом шептал мое имя.
«Дайра!» От тяжелого прерывающегося дыхания получалось почти правильно: «Дарья!»
Я тоже пару раз выкрикнула имя своего мучителя, требуя от фаррийца большей активности.
5.21
Вот такое очередное унижение, я к тому же оказалась испорченной и ненасытной тварью, без стыда и совести, трахнувшей руку Дрейка Дайера. Общаясь с такими грубыми людьми как драконьеры, я и сама становилась столь же вульгарно примитивной и по-звериному несдержанной.
