- Чертова ведьма, - послышалось над ухом тяжёлое дыхание фаррийца, - наверняка чего-нибудь подмешала в мазь, ради смеха. – Драконьер зло звенел пряжкой ремня, пряча свое разряженное хозяйство.
Если бы это было так, то я бы пела и плясала от счастья, но я-то знала: ни одна даже самая редкая травка не в состоянии вызвать столь необузданное и яростное желание.
Дрейк Дайер, первый мерзавец и ублюдок этого мира, творил со мной, моим телом и моими желаниями невообразимые вещи. Каждый раз, когда я подчинялась его влиянию, мне становилось нестерпимо стыдно, а любая одежда с моего тела исчезала в мгновение ока.
Все оставшуюся дорогу я так и провела, уткнувшись в грудь наездника, не смея поднять головы и взглянуть в глаза Дрейку Дайеру. Слава всем богам, я не видела довольную улыбочку, цветшую на его наглой морде нажравшегося кота. Иначе действительно спрыгнула с дракона ко всем чертям.
Только шершавая от рукояти меча ладонь фаррийца лениво скользила по моему телу, поглаживая, согревая и защищая от промозглого ветра. От наших вспотевших тел шел пар.
***
Весь замок стоял на ушах, наше внезапное возвращение всполошило и без того поставленное с ног на голову нападением водных и воздушников родовое гнездо.
По-видимому, дела обстояли совсем уж погано, поскольку стоило приземлиться, к нам со всех сторон кинулись люди.
Убитых были горы, раненых еще больше. Женщин в замке почти что не осталось. Некому было заботиться о выживших. Дочку хозяйки замка убили. Жалкая кучка зареванных служанок жалась возле сарая. По их виду - помятому и истерзанному – было видно, что наездники как звери поживились оставшимся, и не единожды.
На моих глазах из стоявшего рядом сарая вышел драконьер, на ходу застегивая штаны. Так выжившие праздновали победу.
Не все были падки на разврат, серые балахоны, стоявшие группками и прохаживавшиеся по двору замка, не соблазнились дармовым угощением.
Внезапно остро встал вопрос нежданных гостей в латах, нагрянувших в крепость и переломивших исход драки в нашу сторону.
Пришельцев было очень много, и ни один из них не был драконьером.
По всему получалось, моей мечте скрыться в самой высокой башне и не выползать оттуда неделю или даже месяц, не суждено было сбыться.
Вспомнив про луну, я вздрогнула. То, что фарриец по-хозяйски ссадил меня с дракона, снял с себя клетчатый тартан и на глазах у всех бережно укутал - ничего не означало. Если сейчас драконьер, бросив меня, ушел решать насущные проблемы, то это не говорило о том, что ровно через месяц в следующее полнолуние он не потребует от меня выполнения моего обещания.
Я подозревала, что даже смерть виновницы нашего договора ничего не отменяет.
Проблемы валились как снег на голову, - тот самый, что теперь падал, не переставая.
Все разрушено, как мы будем зимовать? Сложности с доставкой еды и кокса на гору никуда не исчезли. Без горючего все маленькие драконята умрут, у самок не будет огня, чтобы их греть.
Камня необходимо очень много, но сторожевые драконы не могут отлучаться из замка слишком часто. Стоит им улететь, на нас тут же нападут морские или воздушные ящеры. Одного такого соглядатая постоянно видели высоко в небе. Он всегда прятался в лучах солнца. Лазутчика обнаружили файры, которые могут чувствовать драконов. Ни один другой ящер, кроме воздушного, не мог летать настолько высоко. Поэтому мы постоянно находились под наблюдением и не могли совершить ошибку или ослабить защиту. Сельфийцы и маррийцы были побеждены, но это не означало, что они сдались. Враждующие кланы затаились, только и ждали того, что Дрейк Дайер оступится.
Мы выиграли битву, но не войну.
На всякий случай фарриец запретил мне подходить к реке и к открытой воде вообще. По территории замка передвигаться в одиночку тоже было запрещено, только под охраной слуги Бьерна Мак Маха. В кои-то веки Дрейк Дайер начал доверять шкуроверту.
К своему ужасу я оказалась под строгим домашним арестом.
Несмотря на весь букет проблем, одна была наипервейшей важности: предстояло решить, что делать с ранеными - их было больше половины, почти все защитники крепости вышли из строя. И если бы не рыцари из ордена храмовников, следующее объединенное нападение воздушных с водными доконало бы фаррийцев, и победа была бы на стороне атакующих.
Со вздохом засучив рукава, я принялась ухаживать за ранеными.
Стольких надо было перевязать, напоить и накормить. Похоронить, в конце концов.
Без взаимной помощи все просто бы сбились с ног.
У меня не было каких-то особых знаний в медицине, только то, что я принесла из своего мира. Жалкая информация о бактериях, дезинфекции и чистоте, в мире, где не было антибиотиков или хотя бы зеленки, почти все, что я знала, было бесполезно.
5.22
Золотой находкой были две бутыли: одна с водой из трухлявого пня, по запаху я определила йод и жбан спирта. Но их было слишком мало, и я тратила драгоценные жидкости только на особо серьезные раны.
Я как могла тщательно промывала раны, обрабатывала доступными антисептиками и перебинтовывала разорванными на полоски простынями. Это все, что я могла сделать для тех, кто стеной стал между мной и захватчиками.
В надежде научиться чем-нибудь путному, я заглянула в сарай, где хозяйничал церковный эскулап, и к своему ужасу обнаружила, что в распоряжении тамошних раненых есть только два лекарства: кровопускание и драконий огонь.
Под воздействием лечения наездники один за другим гибли или в горячке, или от недостатка крови. С каждым часом помещение становилось все свободнее.
Ему помогали оставшиеся служанки. Но Храмовник-губитель не жаловал противоположный пол, при виде любой юбки разражался гневной тирадой о грехе. В конечном итоге почти все женщины перебрались в мой сарай, изгнанные священнослужителем.
Они готовы были на любую грязную и тяжелую работу, лишь бы получить место и защиту в моем дырявом сарае. Среди смрада и стонов раненых, под защитой Леди-наездницы, жены Дрейка Дайера, они чувствовали себя в большей безопасности.
Мой яростный вопль негодования пресекал все попытки драконьеров утащить в темный уголок последних женщин в замке. А мой голос, похоже, все-таки имел вес среди наездников.
В благодарность за защиту служанки могли бесконечно долго таскать воду с реки, терпеливо ее греть и прилежно рвать простыни из приданого убитой наследницы замка на бинты.
Бедняжке они были уже не нужны, а жизни наездников могли спасти. Так что в моем сарае ситуация была вполне стабильной. Если кто-то и умирал, то от совершенно безнадежных ран, с которыми и наша медицина не всегда могла справиться.
А вот лекарь-храмовник не обращал никакого внимания на массовый отход пациентов на тот свет, поясняя это так: на все воля божия.
