Стоило представить, что своевольной жрец покинет меня — сжималось сердце. Исчезни Ковен и весь дворец — не замечу, но если не станет Варка, взвою от тоски, и солнце померкнет. Так уж привлекали меня в нем ум, знания, поддержка, мужская притягательность и даже недоступность.
— Ты неравнодушна ко жрецу? — спросил ни с того, ни с сего Ковен, прервав наше молчание. — Ты с ним не такая, как со мной. Улыбаешься.
«Значит, за нами всегда следят», — убедилась. Не секрет, поэтому я всегда вела себя сдержано.
— А разве не я должна устраивать ревность? — улыбнулась. — Это твое сердце принадлежит другой.
Тизарин рассмеялся.
— Почему думаешь, что мое сердце принадлежит кому-то? Если я просил за нее, то только потому, что знаю ее с детства. Она не казалась мне злой.
— И ты решил, что злая я?
— Я тебя не знал, — пожал Ковен плечом.
— И сейчас не знаешь. Иногда полжизни живешь с человеком, а потом он удивляет.
— И что же нам делать?
— Просто жить.
Тизарин задумчиво усмехнулся.
Наши размеренные прогулки вроде бы милые, но бездушные. Представив, что такой бездушной будет вся моя жизнь при дворе, находила тоска, и тогда я начинала играть с Фроськой, пытаясь обучить ее простым командам, как когда-то двортерьера Жулика.
Бросала что-нибудь, она пыталась поймать на лету. Когда ей надоедало, я прятала вещь за спину и требовала: «Ищи!» Научила команде «дай левую лапу», «дай правую лапу». Иногда сама путалась, и она нет. М-да.
Ковен с удовольствием наблюдал, как мы играем. Просто садился рядом и смотрел. Иной раз, если самодельный мячик падал ему под ноги, кидал сам. Как весьма проницательный человек, он понял, что давить, льстить или лгать со мной не следует. Поэтому был душкой, а я, в свою очередь, соблюдала правила этикета. Придворные видели нас гуляющими вместе, и уже пошли слухи, что сразу после праздника мы объявим о помолвке. Мы с ним на эту тему не разговаривали, просто мирно беседовали и пытались хотя бы научиться понимать друг друга.
Дрессировщица из меня весьма посредственная, однако я стала больше разговаривать с Фросенькой и поняла, что она очень и очень умненькая и отзывается на команды. И вроде бы ничего не изменилось, но златокрыла стала понимать меня не с полуслова, а с полумысли, если можно так сказать. А еще от знака на руке стало разливаться по телу приятное тепло. Не могу объяснить, но уверена, именно благодаря ему Фрося так понимает меня. Поэтому задумалась: на каждую ящерку полагается отдельный знак, или он один на всех? А какие были у заклинателей? Или они были покрыты знаками, как татуировками? И вообще, я получила его после Асхама. Не значит ли это, что придется туда наведаться еще раз за большим клеймом-блямбой для самца дракона?
В последний день перед состязанием я не находила себе места, поэтому готова была терпеть поучительные наставления Варка, лишь бы не оставаться в одиночестве.
— Наместник северных провинций весьма влиятелен. И угадай, чья дочь Ория? — спросил он, хмурясь
— Его? — почему-то подумала сразу я.
— Да. И то, что он задумал, грандиозно по наглости. Подозреваю, они готовились к этому давно, но появилась ты, и пока твое влияние не окрепло, вынуждены действовать сейчас. Остальные по сравнению с ними не так опасны.
— Они надеются, что прилетит златокрыл?
— Нет, но изначально их план был очень неплох. Даже хорош. Пустили слух, что одной женщине привиделся сон, в котором черный дракон, огромный как гора, поднял ее в небо, пронес над Лагеарнией и указал на храм, в зале которого, под дарственной плитой якобы скрыт тайный свиток.
— И его нашли?
— Нашли, — кивнул Варк. — И не просто свиток, а якобы написанный первым заклинателем, в котором сказано, что в долгое отсутствие заклинателей, небо пошлет Лагеарнии дочерей, которые… — лицо жреца брезгливо скривилось, — родят нового Заклинателя.
— И если Ковен женится на ней, то…
— В итоге их наследник будто бы станет тизаром-заклинателем, — Варк иронично усмехнулся.
— А как они докажут, что Ория та самая дочь, и что у нее есть дар? — не понимала я, поражаясь человеческой наглости.
— О призыве златокрыла они и мечтать не могут, поэтому придумали хитрость. Используют что-нибудь из наследия древних магов.
— Чтобы приманить драконов? — я растеряно захлопала ресницами. Он посмотрел на меня как на глупенькую дурочку и пояснил:
— Чтобы получить красочное знамение.
— А потом? А призвание златокрылов для Лагеарнии?
— Гленапупа, все это, чтобы убедить народ в том, что Ория — лучшая невеста для Ковена. А что драконов нет — не беда. Всегда можно нанять наемников, и тогда никто не посмеет усомниться в легитимности тизарии-избранной и наследника-заклинателя.
— И всем я мешаю, — вздохнула.
— Но ты же избранная, — приободрил Варк.
— Тогда где мой дракон?
— Летает где-то твой жених, ждет, когда посинеешь, — озорно кивнул на синенькую Фроську.
— Я не она, ящерицей не стану. Посинею, только когда умру, — нахмурилась.
— Гленапупа! Я пошутил.
— А я расстроилась!
— А ты уже выбрала наряд? — ловко жук перевел разговор.
— Не до него.
— Зря, это будет час твоего триумфа.
— Тогда могут объявить о помолвке с Ковеном, а я не хочу за него замуж.
— А за кого хочешь?
Покосилась на Варка и не ответила. Скажи дураку — возгордится.
Собираться на состязание начали с утра. Я ерзала, стучала пальцами по скамеечке, на которой сидела. Еще от волнения скрутило живот. Даже мои дамы выглядели сосредоточенными. Неужели за меня волнуются? Не верится.
Кавия принесла из соседней комнаты сиреневое платье с богатой золотой вышивкой и торжественно объявила:
— Тизария пожаловала!
— А это тизарин Ковен! — Авела приоткрыла ларчик и показала красивую подвеску с желтым камнем.
Я от растерянности молчала.
— Мы передадим тизаридам самые искренние благодарности и восхищения, — намекнула Кавия.
— Угу, — кивнула я угрюмо.
— Ты не разговорчива сегодня. Волнуешься? Не стоит. Как войдешь в тронный зал с ней, — дама кивнула на Фроську, смачно грызущую косточку под туалетным столиком, — все поймут, кто есть кто.
— Думаете, от меня так легко отстанут?
— Думаю, они еще пожалеют. Драконы не простят им подобной дерзости.
Я вздохнула.
Начало праздника Разверзшихся небес ознаменовали ревом труб. Они гудели то тут, то там — за пределами дворца, и от осознания, что вот-вот мне снова придется доказывать, что я — избранная, бросало в жар.
