– Минутку, шериф! – перебил его Мейсон. – Сама вырезка иесть наилучшее вещественное доказательство, а не ваши воспоминания о еесодержании.
– Очень хорошо, согласен. Вырезка находится здесь.
Мейсон на мгновение заколебался, быстро обдумывая ситуацию,потом сказал:
– Ваша честь, я возражаю против приобщения к уликам и самогокошелька на том основании, что нет определенных данных, указывающих на время,когда он был брошен в воду, и его содержимого на том основании, что они неимеют отношения к делу, неуместны и несущественны, если только, разумеется,среди них нет какого-либо предмета, указывающего на владельца этого кошелька.Особенно я возражаю против оглашения этой газетной вырезки, как и любой другой,ибо возможно, что обвинение воспользуется этим, дабы посеять предубеждение вумах жюри против моей подзащитной.
– Ваша честь, – заметил Глостер, – если содержимое кошелькасущественно и важно – а мы настаиваем, что это именно так, – и если в немсодержатся улики, которые защита стремится скрыть от членов жюри, то, конечно,возражение защитника не должно повлиять на решение суда о приобщении кошелька иего содержимого к вещественным доказательствам.
– Дайте мне взглянуть на содержимое, – попросил судья Кэри.
Шериф подал ему конверт.
Судья запустил руку в конверт, пошарил в нем, потомвытряхнул содержимое на свой стол, тщательно перебрал все предметы и, казалось,особенно заинтересовался именно газетной вырезкой.
– Эта вырезка из «Экспресс»? – спросил он.
– Утренний выпуск за третье число, – пояснил Глостер.
– В таком случае это кажется существенным. Конечно, судпозволит приобщить ее к вещественным доказательствам только с целью подтвердитьдату, когда кошелек мог быть обронен в воду. Но содержание этой вырезки небудет рассматриваться как улика или вещественное доказательство. То есть какиебы вопросы ни рассматривались в этой вырезке, они не могут составлять частьулик в этом деле, и членам жюри будет предложено принять во внимание наличиеэтой газетной вырезки лишь для уточнения времени.
Мейсон сказал:
– Ваша честь, вы понимаете, что будет совершенно невозможнодля любого человека выполнить рекомендацию суда об ограничении внимания толькодатой.
– Ну что ж, – сказал судья Кэри, – суд дает инструкции, а ужвыполнение их лежит на совести каждого из членов жюри.
– Если мы собираемся рассмотреть, – сказал Мейсон, –обстоятельства, сопутствующие данной части обвинения, предъявленного моейклиентке, не лучше ли было бы предъявить также все имеющиеся у обвинения фактыи занести в протокол судебного заседания все, что произошло в связи собвинением?
– Я не хочу, чтобы это было сделано, – возразил Глостер. – Япредъявляю обвинение, а если подсудимая пожелает сослаться со своей стороны накакие-либо оправдывающие ее обстоятельства, это ее право… при условии, если предъявляемыеею факты будут уместны. Но то, что сейчас просит защита, повторяю, я считаюнеуместным. Мы здесь слушаем дело об убийстве, а не об ограблении, имевшемместо несколько раньше. При помощи этой газетной вырезки мы хотим толькоустановить, когда кошелек был обронен в воду.
– В таком случае о’кей, – сказал Мейсон. – Я согласен, чтобыв протокол было занесено, что в этом кошельке находилась вырезка из газеты,вышедшей в день убийства, а свидетелю обвинения нет надобности оглашатьсодержание этой газетной вырезки или приобщать ее к вещественнымдоказательствам.
– Я не нуждаюсь в вашем согласии, – возразил Глостер. – Ихочу, чтобы жюри ознакомилось с этой вырезкой.
– Вот видите, ваша честь, – сказал Мейсон. – Шерифу нужно,чтобы члены жюри прочитали эту вырезку и были настроены предубежденно вотношении моей клиентки. А весь этот разговор относительно цели, ради которойвырезка должна быть приобщена к вещественным доказательствам, совершеннобессмыслен.
– Вопрос о дате здесь чрезвычайно важен, – сказал судьяКэри. – Если это вырезка из газеты, которая не появлялась в продаже ранееполудня, а кошелек был найден вечером третьего числа, вскоре после того, какбыло совершено убийство, то суд не видит иного выхода, кроме как позволитьприобщить ее к вещественным доказательствам, но ограничить ее использованиетолько рамками доказательства элемента времени… если советник обвиненияпожелает принять ваше предложение, но, по-видимому, советник этого делать нежелает.
– Очень хорошо, ваша честь! – согласился Мейсон. – Но у меняесть несколько дополнительных вопросов относительно самого кошелька.
– Спрашивайте.
– Шериф, вы показали, что, когда этот кошелек был извлеченсо дна залива, он был положен в конверт и опечатан. Содержимое было вложено вдругой конверт, и этот конверт был также опечатан.
– Да, сэр.
– И некоторые из присутствовавших написали на конвертах своифамилии?
– Совершенно верно.
– А затем конверты были опечатаны?
– Да, сэр.
– Когда это было сделано?
– Почти немедленно после того, как кошелек был извлечен изводы.
– Что вы имеете в виду, говоря «почти немедленно»?
– Ну, через очень короткое время.
– Что вы называете «очень коротким временем»?
– Я не могу выразиться точнее.
– Через час?
– Я бы сказал, мистер Мейсон, почти сразу же. Я не могуопределить время с точностью до минуты.
– Конечно не можете, – сказал Мейсон. – Вы предпочли бысказать об этом в общих чертах. Не правда ли?
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы просто не осмеливаетесь связать это с каким-либоопределенным периодом времени.
– Это не так! – покраснел шериф. – Мистер Мейсон, не в томдело! В тот вечер у меня было очень много забот, и все, что я могу сказать, –это то, что почти сразу после того, как кошелек был извлечен из воды, я положилего в конверт и опечатал. Естественно, я не следил за этим по секундомеру.
Глостер позволил себе довольно громко усмехнуться ипосмотрел, как это приняли члены жюри. Одна-две ответные улыбки убедили его,что он поступает правильно и жюри его одобряет.
– Я обратил внимание, – сказал Мейсон, – что некоторыеподписи сделаны карандашом, другие – чернилами, шериф.
– Совершенно верно. Я расписался чернилами. А некоторые –карандашом.
– Все подписи сделаны в одно и то же время?
– Все сделаны в одно и то же время.
– Почти сразу после того, как кошелек был извлечен?
