из тех, кто служит, я – первая, – ага, и снова мне подмигивает эдак многозначительно.
– Я оценил, – подтвердил я ей с ухмылкой. – Не отвлекайся от рассказа.
– Ну, а Ятонбал – её сын. И он домогается именно меня – вы представляете? Его мать – двоюродная сестра моего отца, он мне – троюродный брат, и это его совершенно не останавливает!
– А как к этому относятся ваши законы? – поинтересовался испанец.
– Браки между родными и двоюродными братьями и сёстрами у нас запрещены категорически. При родстве от третьего до седьмого колена – уже не так строго, но тоже не одобряется. Требуется специальное разрешение, которое при родстве в третьем колене получить – ну, за всё время существования Эдема ещё не было таких случаев, чтоб такой брак разрешили. Даже для четвёртого колена не припоминаю…
– А почему тогда?..
– Так в законах ведь говорится о браках, а не о… В общем, получается лазейка, на которую у нас нет чёткого и однозначного запрета. Он домогается, его мать прозрачно намекает, что надо поддаться и что так угодно Астарте, а я уклоняюсь всеми правдами и неправдами, но только отцу об этом не говорю – не хочется скандала. И так отношения между ними гораздо хуже, чем следовало бы между роднёй…
– Так, ну а к нам это каким боком? – вернул я её «ближе к телу».
– Ну, я уклоняюсь как могу, а тут вы приплыли. А на носу ведь ещё и праздник Астарты – дикари, естественно, набегут, проходу же от них не будет. Ну, я к отцу – надо, мол, от дикарей этих как-то отвертеться, ну а с кем-нибудь из вас меня свести отец уже и сам сообразил. В целях улучшения важных для города торговых отношений, хи-хи! Тут нашей верховной крыть нечем, причина ведь уважительная – не может же Астарте быть неугодна польза для всего Эдема, хи-хи! Ну, она пока отстала, без её давления сынка её отшивать легче, а он обиделся, в праздник напился, а Ятонбал ведь, как напьётся – глупее ламантина делается. Такое отчебучит, что хоть стой, хоть падай…
– Забыл о невесте и полез к тебе?
– Ну да! Только ко мне его, конечно, никто не пустил – я ведь занята была… ну, кое с кем! – и снова подмигивает мне, оторва. – А этот ещё хлеще обиделся, о Милькате и не вспомнил, стал к другим жрицам приставать, ну и нашлась у нас одна, перед мамашей его всё время выслуживается…
– Так-так! Я, значит, получается, тебя у него из-под носу уволок, а Велтур тем временем его невесту вместо него распробовал? А этот проспался, протрезвел, осознал…
– Снова напился и обиделся уже на вас обоих, – закончила за меня мою мысль финикиянка.
– Из-за того, в чём сам же себе и виноват? – хмыкнул Васкес.
– Как раз из-за этого – в особенности, – подтвердил я. – Обезьяны же, особенно высокопоставленные, всегда правы, а виноват у них всегда кто-то другой. Обычно – тот, кто испортил настроение. А уж тот, кто выставил такого примата дураком – вообще враг номер один, покусившийся на святое, – из-за цейтнота с моим аппаратом я так и не успел скормить нашему менту даже «Непослушное дитя биосферы» Дольника, не говоря уже о Протопопове с Новосёловым. А их ведь там, в полиции, этологии ни хрена не учат, их там только ортодоксальной психологии учат, которая сама многого не догоняет, так что – увы, не всё в человеческом поведении понятно и доблестным правоохранителям…
– Ну, может, ты и прав. И наш комиссар иной раз именно таков и бывал. Как-то раз он крупно облажался, а я ведь предупреждал, что так нельзя. Напомнил ему об этом – так сам же и виноватым у него оказался в том, что не сумел убедить. Сержанта вон из-за этого не получил в положенный срок…
– Начальство – оно практически всё такое. Это здесь нам с Тарквиниями крупно повезло, но такое толковое начальство – редкое исключение, а обычно уроды вроде твоего комиссара попадаются. Думаешь, моё начальство в прежней жизни лучше было? Мля, обезьяны ещё те! Особенно – потомственное начальство, не в первом поколении которое – бабуины бабуинами, мля…
– О чём это вы? – поинтересовалась Аришат, поскольку начальственные кости мы перемывали, конечно же, не на финикийском.
– Да об обезьянах – двуногих и без хвостов, – разжевал я ей суть.
– А разве такие обезьяны бывают? – здесь вообще только один единственный вид американских широконосых обезьян водится, так что жрица ни об очень похожих на людей человекообразных обезьянах Старого света, ни даже о макаках с павианами не в курсах абсолютно, и аналогия ей с ходу не понятна.
– Так а этот Ятонбал – кто, по-твоему? Да и разве один только он?
– Точно! – подтвердила жрица после того, как въехала наконец и отсмеялась.
– Так что тогда получается, что все эти покушения – просто из-за этой дурацкой ревности Ятонбала? – с явным сомнением спросил Хренио. – Эти два последних на рынке – ещё можно было бы на это списать, будь они единственными, но ведь перед этим было же ещё и нападение в лесу, а затем – ещё и попытка убрать нашего пленника. Не слишком ли грандиозно для обычной ревности?
– Причём напавший на меня САМ же перерезал себе горло, чтобы не попасться нам живым, – добавил я. – Такая преданность хозяину – это же большая редкость, и такими рабами даже не самый умный хозяин не станет жертвовать по пустякам.
– Тем более что успело пройти несколько дней, и Ятонбал должен был успеть и протрезветь за это время, и одуматься, – заметил Васькин. – Нет, хоть убейте меня, но тут наверняка что-то посерьёзнее…
– Наверное, вы правы, – согласилась Аришат. – И ещё, я бы очень посоветовала вам приказать охране пленника не пропускать к нему вообще НИКОГО – ну, кроме моего отца и вас самих. Только вы скажите об этом моему отцу сами, а я… Ну, в общем – я вам этого не говорила, вы сами додумались.
– И ты нам, конечно, ничего не расскажешь? – предположил я.
– Не могу – я поклялась перед Астартой. Постарайтесь догадаться сами…
– Перед Астартой, говоришь? Так ведь такую клятву с тебя могла взять только ваша верховная, верно? И уж вряд ли она стала бы посвящать тебя во что-то, о чём надо молчать как рыба, если бы это знание не требовалось тебе для выполнения какого-то её тайного приказа – так? И если это связано с нашим пленником…
– Яд у тебя уже при себе? – тут же въехал
