Внешность женщин, с которыми он встречался прежде, играла для него огромное значение. Он любил ухоженность, ценил все то, что делало девушку красивой и яркой, полагая, что это естественно, что так чувствует большинство мужчин. Он привык, наконец, к московским барышням, проводящим долгие часы в салонах и носящим дорогую, стильную одежду. Здесь же, в Михайловске, в этой тесной гостиной, забитой какими-то странными пожилыми людьми, среди запахов пищи и самой старости, Надя и сама выглядела намного старше, и лицо ее было измученным, и темная одежда скрывала тело, но почему он не сводил с нее глаз? Чем она так завораживала? Что такого особенного в ней было, что его так тянуло к ней? Конечно, он понимал, что ответа на этот вопрос нет. Вероятно, существуют какие-то невидимые биополя, нечто такое, что притягивает одного человека к другому. И не всегда это красота или обаяние. И далеко не все люди вообще имеют способность испытывать что-то подобное. Но с ним это случилось, и теперь он просто не знал, что с этим чувством делать. Оно полностью завладело им. Теперь ему становилось страшно при одной мысли, что с Надей может случиться что-то нехорошее. Он был ответственен теперь за все, что с ними происходило. И от того, какое он примет решение, зависело многое и прежде всего жизнь Нади, ее судьба.
Было и еще одно обстоятельство, которое сильно смущало его и не давало покоя. С одной стороны, он, испытывая к ней сильное чувство и желая, чтобы оно было ответным, боялся думать о том, какими могут быть последствия. Когда наступит развязка и их отношения достигнут момента, когда он должен будет принять важное для него решение, вот как тогда ему поступить? Или же сразу отказаться от нее? Но как это сделать, когда он с каждым днем чувствует, как она становится ему ближе и ближе, и когда она, даже при всей своей внешней сдержанности и выражении недоверия к нему, смотрит на него влюбленными глазами? Ну не может же ему это казаться!
Дни, проведенные в отелях, когда ему удавалось увидеть ее голые плечи, в моменты, когда она лишь прикрывалась простыней, когда он додумывал и представлял себе ее обнаженной, с распущенными волосами и просто изнемогал от желания, несомненно, сблизили их. Ужин в ресторане, откровенный разговор, вино, какие-то общие страхи и нависшая над их головами опасность, о которой Надя имела самое смутное представление, ночь, проведенная в гостиничном номере, – все это он будет потом долго вспоминать и спрашивать себя, а имел ли он на все это право? И не лучше ли было все-таки рассказать ей всю правду?
Как нежна она была с ним, как доверилась ему! Просто вспоминая ту ночь, аромат ее кожи, волос, прикосновения, он начинал пылать в самые неподходящие моменты. Он и сам не мог понять, как она, скромная провинциальная девушка, музыкантша, имевшая не такой уж и большой опыт в любовных делах и став в свое время жертвой предательства какого-то там михайловского мужлана и мошенника, по вине которого она потеряла ребенка, доверилась московскому прохвосту, обманщику, преступнику?! Неужели ее подтолкнуло к этому то отчаяние, в состоянии которого она находилась накануне вынужденного брака со старым лихоимцем, ростовщиком, процентщиком?! С пауком! Конечно, она боялась этого брака, тем более что практически не знала, что представляет собой Семен. И где гарантия, что он не запер бы ее дома и не держал в черном теле? И что было бы, не появись Григорий именно в день поминок? Вероятнее всего, он опоздал бы. Крепко опоздал. Паук вытащил бы ее из долговой ямы и сделал бы кроткую и запутавшуюся Надю своей собственностью. Так, может, это и неплохо, что все сложилось так, как сложилось? И что он вовремя вырвал ее из лап этого мерзкого старика?
Наутро, счастливый и влюбленный еще больше в свою Наденьку, еще чувствовавший на губах вкус ее тела и поцелуев, он решил как можно быстрее приступить к выполнению своих обещаний и, не дожидаясь, пока она проснется, помчался в Михайловск – улаживать ее финансовые дела.
4
Общим, что объединяло всех тех людей, с которыми ему пришлось встречаться в Михайловске при передаче денег, и что вызывало у него усмешку, было полное недоумение на их лицах. К некоторым он заявлялся без предварительной договоренности (это те семьи и отдельно взятые люди, адреса которых Надя включила в список), а к некоторым, которые были предупреждены разными способами предыдущими адресатами, с которыми он успел расплатиться, он приходил уже как волшебник, раздающий мешки со счастьем. Недоумение, смешанное с радостью и каким-то даже потрясением. Надя была права, когда говорила, что эти люди уже практически и не надеялись вернуть свои деньги. Но ко всем ним, несмотря на разные чувства, которые они уже начали испытывать к Наде, как к человеку, увязшему насмерть в долгах, он, как и она сама, относился с уважением, понимая, что, несмотря на то что все они люди более-менее скромные и небогатые, они старались ей помочь, дали деньги, выручили.
К вечеру, выйдя из банка, где он уладил все дела с ипотекой, Григорий зашел перекусить в кафе мясным рагу, после чего нанял частника и вернулся глубокой ночью в Красноуфимск. И подъезжая к гостинице, где оставил свою ненаглядную, понял, увидев возле входа две полицейские машины и одну черную иномарку, рядом с которой стоял человек, смахивавший на прокурора, тихо беседовавший с полицейским, что что-то случилось. Поворачивать обратно он не стал – он просто обязан был все выяснить. Ведь возможно, что его тревожность была вызвана обыкновенной мнительностью и опасением за Надю. И что полицейские оказались здесь просто по своим, не связанным с Надей делам. Григорий не хотел думать, что ее убили. Он не мог об этом думать.
Учитывая, что он до сих пор являлся как бы постояльцем этой гостиницы, а потому мог свободно подняться в свой номер, он должен был вести себя естественно. Поэтому, пройдя мимо полицейского, для правдоподобности нахмурив брови, вошел в холл гостиницы и, оглянувшись и увидев еще одного полицейского, молодого паренька, сидящего на кожаном диване и с унылым видом разглядывающего рекламную брошюру гостиницы, направился к лестнице.
Паренек, увидев его, моментально вскочил, словно проснувшись, и кинулся к нему.
– Максимов? – спросил он.
– Да, а в чем дело? – Григорий сделал вид, что очень удивлен. – И как вы определили, что это именно я?
– Да потому, что вы – единственный живой постоялец этой гостиницы.
После этих слов Григорий похолодел. Он так явственно представил себе бледное лицо мертвой Нади, лежащей на прозекторском столе, что ему стало нехорошо. Его затошнило.
– Что вы хотите этим сказать?
– То и хочу сказать – в гостинице совершено убийство. И вы задержаны!
Он не успел и слова сказать, как полицейский, который вначале показался ему недотепой, надел на него наручники.
Надя мертва… Они изъяли деньги и теперь делят между собой. Это то, чего он так боялся и от чего бежал, совершая одно преступление за другим.
– Где она? – спросил он убитым голосом.
– Как где, в морге, конечно! Я звоню следователю, вот ему все и расскажете!
Полицейский отошел в сторону, и Григорий не мог услышать, о чем он говорил.
