Два эльфа шли впереди, дальше я и Эмон, замыкали шествие три посланника из картины.
— Как ты сюда попала? — поинтересовался эльфийский принц.
— Через картину в доме Ли.
— Напрасно ты нас не послушалась, Фелисити. — Эмон с сожалением покачал головой.
— Что ты имеешь в виду?
— Кто только не отговаривал тебя связываться с этой картиной!
— Никто меня не отговаривал! Мне вообще никто никогда ничего толком не объяснял ни про картину, ни про все остальное! В вашей великой Книге пророчеств ничего не сказано о том, чтобы неплохо бы по ставить спасительницу в известность, кого и от чего она вообще должна спасать?
— Ты больше не спасительница, — сообщил Эмон.
— Как это?
— Книга стерла тебя со своих страниц. Ты теперь всего лишь человек, случайно втянутый в нашу историю.
— А что я тогда здесь делаю?
— Когда-то в прошлом люди пересекали границу эльфийского королевства. Некоторые из них были посвященными друидами. Другие… нет. Твое посещение хоть и редкость, но все же не первое.
— А что стало с теми другими? — испугалась я.
Взгляд принца ответил на все мои страхи.
— Их отправили в болота, — послышался сзади комментарий Федекса. — А знаешь, почему в болоте трупы не разлагаются?
Мне стало плохо. Я вцепилась в рукав Эмона. Не знаю, какое я имею отношение к этому их пророчеству, но прежде оно давало мне хоть какую-нибудь защиту. А что теперь? Неужели они утопят меня в трясине?
И снова он ответил мне одним взглядом. И этого взгляда было довольно.
Идущие впереди эльфы распахнули двери, и мы вошли в тронный зал, чертовски похожий на декорации голливудских костюмированных фильмов 50-х годов, столько здесь было исторических клише и стереотипов. Не хватало только придворного дурака-шута. Впрочем, эту роль, очевидно, отвели мне.
Мужчина на троне поднял голову и посмотрел на меня с удивлением. Эмон вывел меня в центр зала, поклонился сам и заставил поклониться меня. О том, чтобы протянуть королю руку, не могло быть и речи.
— Ну, и что это значит? — нахмурился король эльфов.
Он был такой же эльф, как все, кого я видела до сих пор. Так же высок, с такими же синими глазами, так же белокур. Только одно отличало его от прочих: его аура, его энергетика, от которой мне стало не по себе и бросило в дрожь. Его синие глаза смотрели равнодушно и холодно, он весь был словно сделан из льда. С таким взглядом удобно допрашивать, пытать и казнить. Этот взгляд резал, как нож, и мог вытянуть из живого существа любое признание. На меня он именно так и подействовал.
— Я просто влезла в картину, — залепетала я, — я ищу Ли! Просто хочу узнать, все ли с ним в порядке. Поэтому я и пришла сюда. Я подумала, вы или его отец скажете мне, где он, что с ним и почему он не дает о себе знать. И почему его задание на этот раз длится так долго? Или с ним что-нибудь случилось? Нет ли у вас от него известий? Или он…
Я запнулась. Да жив ли он вообще? В зале воцарилась мертвая тишина. Кажется, никто не осмеливался даже дышать.
— Кто это? — произнес Оберон, глядя на сына.
— Фелисити Морган, — отвечал принц.
Эльфы выдохнули. По залу пробежал легкий шепот. Оберон не сводил с меня глаз.
— Где Ли? — взмолилась я.
— Она всегда такая? — Оберон пристально глядел на меня, но вопрос был адресован, несомненно, сыну.
— Не знаю, — отвечал Эмон, пожимая плечами.
Оберон обернулся к одному из своих приближенных, бледному как смерть эльфу, и произнес:
— Разберитесь. Вы знаете, что делать.
Интересно, о чем это король только что распорядился? Неужели о моей казни? Ну все, я погибла! У меня подкосились ноги, и если бы Эмон не держал меня под руку, я бы рухнула на пол.
— Оберон, — произнес Эмон, — мне кажется, это неразумно. Она же предсказана пророчеством. Её один раз уже хотели убить, вспомни, что тогда произошло.
— Она проникла в Иной мир, — со скучающим видом прервал его отец, — она нарушила закон. Спросим Совет, все здесь. Как следует обходиться с теми, кто проникает сюда из мира людей? Мейлир?
Оберон снова обернулся к бледному, как полотно, эльфу.
— По закону это равно государственной измене, — отвечал отец Леандера твердым голосом.
Отец Ли был почти близнецом своего венценосного брата Оберона. Они оба были белокурыми, статными, рослыми особями атлетического сложения, с идеальными чертами лица, как будто высеченные из мрамора. Видели бы вы их брови! Готова поклясться, они их выщипывают! В синих глазах у обоих — ледяной свинцовый блеск. Везет же им! Конечно, они же умеют колдовать! Им не надо до изнеможения бегать в Гайд-парке! Тьфу ты! И о чем я только думаю? Я же на волосок от смерти! Королю стоит только махнуть рукой, и меня утопят в болоте.
— Оберон, — снова заговорил Эмон, — мы не можем ее казнить. Не важно, что говорит Книга пророчеств, остаются регалии Пана, и она с ними связана.
Король воззрился на него своими ледяными синими глазами. Эмон, пожалуй, единственный в этом зале мог спокойно выносить этот взгляд.
— Ты полагаешь, она что-то знает? — проговорил Оберон.
— Я уверен, она сможет нам помочь. Я не верю в совпадения, — отвечал ему сын.
Ледяные синие глаза вонзились в меня. Под таким взглядом можно не только в убийстве сознаться, но и вспомнить все свои плохие поступки до последнего, например как не уступил старушке место в автобусе.
Оберон стремительно встал и спустился с возвышения, на котором стоял трон. Миновал пять ступеней за один миг. Я окаменела, меня как будто парализовало. Оберон подошел ко мне совсем близко. Теперь можно было сказать, что ему на вид лет сорок, и на лице его не было ни малейших признаков бороды или усов. Сколько же тогда лет Эмону? Он ведь сын Оберона. А Леандер и Кайран — ближайшие родственники, два племянника. Интересно, когда они вообще в последний раз видели своего дядю, если он никогда не выходит за пределы Иного мира? Оберон, Мейлир, Леандер, Кайран и Эмон — все они, разумеется, похожи, как родственники и как эльфы, но чем-то они друг от друга отличаются. Не знаю, чем-то едва уловимым, но…
Оберон пристально поглядел на меня и отошел на шаг.
— Ты прав, — обратился он к сыну, — регалии Пана у нее в руках.
По залу опять пробежал шепот.
Двое эльфов-гвардейцев вывели меня из зала. Во дворе их окликнул Мейлир.
— На пару слов, — коротко бросил он охранникам, что означало «оставьте меня с ней наедине».
— Не знаю, в каком безумном порыве ты решилась сюда проникнуть, — обратился он ко мне, — но только не вздумай сделать этого снова. Иначе пеняй на себя. Если хочешь помочь моему сыну, оставь его в покое, пусть выполняет свою работу. Не стоит ему мешать.
