неизданной книги Калина Терзийского Я гулял по длинным аллеям Больницы, бродил между отделениями, мрачными рассветами шагал по берегу Искыра, повторяя его большие петли и повороты. Я часто представлял себе вместо него огромную и грязную змею, но она все так же оставалась лишь бурой и мутной рекой, ничем иным. Оружие воображения бессильно перед свинцовой тяжестью реальной материи.
Мы с Ив сошли с ума. Людей несчастнее нас просто не существовало. И счастливее тоже. Мы были самыми счастливыми и самыми несчастными людьми на земле. Мы пили, любили друг друга и прятались ото всех. Мы были любовниками в одной провинциальной больнице со всеми ее мерзкими интригами. И потому ходили, как прокаженные. Но были счастливыми, как дети. Точнее, как дети-преступники.
Как будто мы проникли в некий забытый и заброшенный храм и бесчинствовали в нем.
В конце декабря директор больницы доктор Г. шутливо обратился к Ив: «Ну, как дела, Мессалина?»
Что бы это значило? — весь день ломал голову я. А вот что: Мессалина была развратницей, не из-за нее ли сгорел Рим? Доктор явно хотел намекнуть, что Ив запалила меня и мою несчастную семью.
Ха, только вот я был уж очень никчемным Римом. Оборванцем, который работал психиатром и завел себе любовницу. Я был вывернутым наизнанку несчастным, я содрогался и тонул, как лодка с пробитым дном. Тонул и жалел себя. А вот испытать стыд у меня все никак не получалось.
Так, незаметно, опять пришел Новый год. Мне хотелось провести его с Ив. Эта мысль меня убивала, доводила до судорог. Я говорил себе: «Взрослый человек не имеет права на такую штуку, как любовь, любовь — утешение для незрелых юнцов. Не ведись на принцип Удовольствия, сволочь ты последняя, живи по принципу Необходимости. Так поступают взрослые люди». Вот что я говорил себе.
Что мне оставалось делать? Я бродил взад-вперед по коридорам больницы, встречался с тихими тенями пациентов, и мое сердце сжималось. Сжималось, как змея.
Я пытался решить, как отметить Новый год. Сам праздник я собирался провести с женой и дочкой, но накануне мне бы хотелось быть с Ив. С Ив, Ив, Ив. «Я хочу быть с Ив», — повторял я, как какой-то одержимый буддист. Я повторял свою бессмысленную мантру.
Утром 31-го мне позвонил неизменный доктор Г. Он вызывал во мне ужас и восхищение. Я считал его неповторимым и восхищался им, но в то же время чувствовал, что он меня подавляет. Моя голова изнутри была как огромный шкаф с тысячью острых углов, и с каждой мыслью об этом докторе я бился об один из них. Я восхищался им, потому что он мог абсолютно спокойно позвонить в восемь утра 31-го, когда все люди обычно спят и видят приятные сны.
И он позвонил мне. В его голосе я услышал искреннюю заботу. Заботу о Больнице, о которой он говорил мне целых полчаса.
— Калин, нужно купить и отнести торт.
— Ага, я понял, доктор Г.
— Купи большой торт, деньги я тебе после отдам. Они лежат в Больнице, мы собрали. Так вот, торт отнеси в мужское отделение, буйным. Надо там всех угостить.
— Угостить больных, да?
— Не только! Слушай, хватит думать только о больных! Ведь и персонал важен не меньше, правда? Угости там всех, раздай, кому хватит. Но прежде всего — больным! Ты парень умный, — после небольшой паузы продолжил доктор Г. — справишься!
