– Мне кажется, что у господ Коарасса и Мэн-Арди тоже есть такие же пятна.
– Подобное могло произойти только у меня, – произнесла баронесса тоном безнадежного отчаяния.
Она устремилась в вестибюль и собралась уже было переступить порог, но тут в проеме двери вырос лакей в шитой галунами ливрее, на мгновение застыл в нерешительности, затем неуверенным шагом подошел к хозяйке дома и стал ей вполголоса что-то объяснять.
– Бедняжка! – воскликнула баронесса. – Она мертва?
– При смерти, мадам.
– Принесите ее мне! – приказала она.
Затем повернулась к собравшимся и сказала:
– Успокойтесь, прошу вас. И примите мои извинения. Ничьей вины в этом нет. Просто очаровательная маленькая птичка, испугавшись шума, как-то умудрилась выскользнуть из клетки. К сожалению, обретя свободу, она сильно поранилась, но все же сделала над нашими головами круг, разбрызгивая вокруг капельки своей крови, которые самым прискорбным образом упали на некоторых из вас.
Послышался всеобщий вздох облегчения. Эти капельки крови не на шутку всех испугали. Вскоре вновь появился рослый слуга. В руках у него был поднос, на котором лежал окровавленный бразильский попугайчик.
– Вот он, виновник всего этого безобразия. Простите его, дамы и господа, ведь за свою проделку он поплатился жизнью.
Все подошли ближе, чтобы увидеть пернатое создание.
– Он и правда весь в крови, – сказал полковник.
– Сердце несчастной пичужки все еще бьется, – заметил помощник королевского прокурора.
Поднос с попугаем пошел по кругу и пять минут спустя присутствующие уже смеялись над своим давешним смятением.
Все, да не все! Единственным, кого это объяснение не удовлетворило, был Годфруа де Мэн-Арди.
«Как птичка, пусть даже окровавленная, – думал он, – могла посадить по три пятнышка крови на платья дочерей маркизы де Женуйяк, их матери и бабушки, по два на нас с Коарассом, и по одному – на наших братьев?»
– Ролан, что ты обо всем этом думаешь? – вслух спросил он.
– Тревожно мне, – ответил Коарасс. – Даже с учетом приведенного баронессой объяснения то, что с нами произошло, представляется странным и необычным.
– Ах, мадам! – говорил тем временем господин де Кери. – Вы поступили правильно, предоставив нам это доказательство.
Гости из вежливости засмеялись.
Когда инцидент был исчерпан, все вновь бросились развлекаться, но веселье, несмотря на это, входило в свои права настолько медленно, что вскоре гости изъявили желание покинуть салон баронессы де Мальвирад и отправиться домой.
– Вот видишь, – обратился Мэн-Арди к другу, – что ни говори, а эти капельки крови посеяли в душах собравшихся тревогу.
– Такое ощущение, что мы на балу гробовщиков, – ответил Коарасс. – Помощник королевского прокурора утратил приятное расположение духа, полковник не скрывает озабоченности, а майор как-то странно покусывает свой ус.
– А ты не хотел мне верить, когда я выражал опасения, когда витавшие в воздухе флюиды велели мне быть начеку.
– Я ограничусь тем, что присоединюсь к твоему мнению, – ответил Ролан. – Но мы, как минимум, должны понимать, что происходит.
– Ха! Если бы я знал, то сразу тебе сказал бы.
– Смотри! Мадам де Блоссак раскланивается с баронессой. Ее сопровождают Танкред и Кловис. Это я велел им, что бы ни случилось, не отходить от нее в этом доме ни на шаг.
– Правильно! – сказал Годфруа. – А мы с тобой еще больше усилим почетный эскорт этих дам.
И Мэн-Арди направился к баронессе, прощавшейся со своими гостями.
– Мадам, позвольте выразить вам благодарность, – сказал он. – Мы с братом, равно как и наши друзья, провели очаровательный вечер из числа тех, устроить которые под силу только вам и больше никому.
– А вы льстец.
– Нет, мадам. Все было просто замечательно, вплоть до этого незначительного инцидента с капельками крови, в чем-то даже фантастического и ужасного, который благополучно завершился выносом тела.
– Ох! Не говорите так о моей маленькой птичке. Если бы вы только знали, как мне ее жалко!
– В самом деле?
– Когда я увидела на этом подносе ее трупик, мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расплакаться.
– Значит, вы, мадам, относитесь к тем избранным натурам, которые даже в зрелом возрасте отличаются самой нежной впечатлительностью? – не без доли иронии спросил Годфруа.
Баронесса собралась было ответить, но Мэн-Арди поспешно добавил:
– Еще раз благодарю вас, мадам. Примите выражения нашей самой искренней признательности.
Он отвесил хозяйке дома поклон, Коарасс с их юными братьями тоже последовали его примеру и молодые люди удалились.
– Насмешник… – прошептала мадам де Мальвирад. – Прекрасный и безжалостный. Ты дорого заплатишь за свою иронию и сарказм.
В этот момент с лестницы донесся чей-то громкий вопль. В ужасе закричали дамы. Все бросились на шум.
– Что такое?
– В чем дело?
Одновременно с этим послышался грохот железа, со звоном разбилось стекло. В воздухе распространился зловонный запах коптящих, не погашенных до конца ламп.
– Как же здесь воняет! – произнес чей-то голос.
– Невыносимо! – ответил Мэн-Арди, с трудом сдерживая гнев. – Никто не ранен?
– Но почему здесь так темно? – послышался зычный голос майора.
– На лестнице и в самом деле ничего не видно, – ответил полковник. – Да, вечер во всех отношениях выдался необычный.
– Да что, в конце концов, произошло? – спросил помощник королевского прокурора.
– Господа, в первую очередь нужно принести свет.
– Вот канделябры со свечами, – произнесла подоспевшая баронесса.
Когда на лестнице стало светло, Коарасс, стоявший первым, тревожно оглядел вестибюль и воскликнул:
– Слава богу! Ничего страшного не произошло.
– В чем, наконец, дело? – спросила мадам де Мальвирад, стараясь, чтобы ее голос звучал взволнованно.
Перед ней вдруг вырос Мэн-Арди.
– Дело в том, мадам, – сказал он, – что веревка, на которой была подвешена ваша люстра, неожиданно развязалась.
– Ах! Боже мой!
– Причем в тот самый момент, когда прямо под ней дожидались своего экипажа графиня де Блоссак и маркиза де Женуйяк с дочерьми.
– Они не ранены? – поспешно спросила баронесса.
– Они мертвы, – скорбным тоном произнес Мэн-Арди.
С этими словами молодой человек вперил в глаза мадам де Мальвирад пристальный взгляд.
