Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
Где-то у меня в голове по-прежнему стоит 1977-й, и мы с Джоффом Ноткином бродим после школы по букинистическим лавкам и музыкальным магазинчикам, где, если повезет, могут сыскаться и настоящие американские панк-альбомы, которые так любил Джофф, и пиратские записи The Velvet Underground, в которых я души не чаял; а потом Джофф стоит на обочине и кричит вслед проезжающим машинам: «Эй, чувак, постой! Мы серьезно!» – а мы еще совсем дети, в школьной форме, и водители думают, что мы голосуем просто по приколу. Прошло тридцать пять лет – и ничегошеньки не изменилось.
Он по-прежнему совершенно серьезен – какие могут быть шутки?
Мое предисловие к мемуарам Джоффа «Падучая звезда: приключения человека-метеорита» (2012).
О Киме Ньюмане, а также об учреждении и о последующем роспуске Корпорации мира и любви
Кажется, шел октябрь 1983-го, мне было двадцать два, и на втором этаже холборнского паба «Роял Коннахт» бушевала вечеринка Британского общества фэнтези. Это была первая из их знаменитых вечеринок, на которую меня пригласили. Их устраивают время от времени, чтобы писатели, фаны, критики и прочие обитатели сумеречного мира книг и кино смогли в очередной раз собраться вместе, выпить лишку и поболтать в свое удовольствие. На таких мероприятиях не бывает ни программы, ни речей, ни каких-то заранее организованных увеселений – разве что иногда проводят лотерею.
Кто-то (должно быть, издатель и журналист Джо Флетчер) представил меня человеку в белой шляпе и черном костюме, сидящем как влитой. У моего нового знакомца оказались лихо подкрученные усы и карманные часики на самой что ни на есть классической цепочке, накинутой на пуговицу жилета. Он пил белое вино с содовой и излучал абсолютную самоуверенность. Ему было двадцать три, но на первый взгляд можно было дать куда больше. Для полноты картины не хватало только трости со шпагой, но прошло еще какое-то время, прежде чем я узнал, почему он ее не носит.
Мы с Кимом оба были молоды, самодовольны и – могу предположить задним числом – совершенно невыносимы. Мы померялись достижениями: Ким только что пристроил рассказ («Профессию Патриции», если память меня не подводит) в «Интерзону», а я сунулся было в «Интерзону» с одним из своих рассказов, но там его отвергли – зато взяли в «Имэджин». (Кстати, тот самый рассказ Кима вошел и в этот сборник, и он чертовски хорош, – а свой я только что перечитал и решил не включать в собственный сборник, потому что он просто ужасен.) Итак, мы были молодые (хотя на мне это было написано большими буквами, а на Киме – нет) и голодные.
Разговор закономерно переключился на книги, которые мы только собирались написать. Ким начал излагать мне замысел книжки о гигантских барсуках-людоедах, рыщущих по всей Англии. А я сказал ему, что хотел бы составить сборник цитат из научной фантастики. «Звучит неплохо, – одобрил Ким. – Ты мог бы заняться книжной частью, а я займусь кино». Ким работал кинокритиком, писал рецензии для «Сити Лимитс» и для журнала Британского киноинститута. Он недавно закончил книжку «Фильмы ужасов», которую теперь готовил к публикации один жуликоватый и вскоре обанкротившийся издатель (позже она вышла в нормальном издательстве, в переработанном и дополненном виде, и стала классическим справочником по хоррору в кино постхаммеровской эпохи).
По крайней мере, именно так мне запомнилась наша первая встреча. И так Ким вошел в мою жизнь. Мы составили план для сборника цитат и принялись за дело. Ким, естественно, закончил свою часть работы еще до того, как я приступил к своей. Когда наконец все было готово, мы назвали наше творение «Страшно, аж жуть» и разослали синопсис по издательствам. Книгу купило издательство «Эрроу», и с этого началась история нашего официального сотрудничества с Кимом Ньюманом.
Продолжалось оно лет пять.
Старшим в нашем тандеме всегда оставался Ким – как обладатель кредитки и всех необходимых навыков светского человека. Еще у него имелась электрическая пишущая машинка. И еще он бурлил энергией – наши подходы к работе различались кардинально: я всегда дожидался дедлайна, а Ким неизменно заканчивал раньше и за оставшееся время успевал сделать что-нибудь еще. Свою половину книги он дописал за пару месяцев до срока, а я свою сдал только через месяц после назначенной даты.
Наш милый и замечательный редактор Фейт Брукер описала нас в биографических справках к сборнику как «начинающих романистов». По-моему, она ошиблась. Мы были молодыми писателями, преисполненными непоколебимой (и так и не поколебавшейся с годами) уверенности в том, что среди всех многочисленных книг, которые мы рано или поздно напишем, непременно будут, в том числе, и романы. Но пока что мы хотели писать всё.
Съемная квартирка Кима на Мусвелл-хилл была совсем крошечной. Он набил ее под завязку книгами, видеокассетами и журналами, а по стенам налепил синей изолентой фотокадры из всяких странных фильмов. Места хватало только на стол, маленький столик с той самой электрической пишущей машинкой (у которой было собственное имя, но эту историю должен рассказывать Ким, а не я), стул и телевизор с видеомагнитофоном.
Ким был способен смотреть, причем не просто так, а с удовольствием, самые чудовищные фильмы. У него была – и, без сомнения, остается до сих пор – фотографическая память на сюжеты, актеров и всевозможные мелкие факты. Он знал все – и о высоком киноискусстве, и о низкопробных фильмах-однодневках.
Он был великолепным обозревателем и тонким критиком. (Чтобы вы поняли разницу: обозреватели сообщают вам, относится ли фильм к тому типу кино, которое вам по вкусу, – ну, если вам вообще по вкусу подобные советы. А критики – ну, по крайней мере, хорошие – объясняют вам, что это вы такое сейчас посмотрели.) Большую часть своей жизни он проводил на кинопрезентациях (а в остальное время – писал или смотрел старые видео). Я тоже начал ходить на презентации. Я, как уже говорилось, был очень молодой и очень голодный, и меня изумляло, что людям, которые пишут о фильмах или даже просто собираются когда-нибудь что-то о них написать, фильмы там показывают бесплатно – и, более того, раздают куриные ножки, сосиски и бокалы белого вина. Итак, я начал ходить на презентации вместе с Кимом, и со временем у меня набралось материала на пару киноколонок.
Почти до конца восьмидесятых мы писали в соавторстве, по большей части всякие юмористические вещи. Довольно часто даже получалось смешно. Писать вдвоем обычную прозу (по очереди, меняясь через каждые триста слов) мы попробовали только однажды. То была история про девушку-вампира, находящую себе жертв в ночных клубах. Получилось очень плохо, и больше мы не пытались.
По крайней мере, в таком формате.
Зато мы – сначала вдвоем, а потом в составе одной аморфной группы, именовавшейся Корпорацией мира и любви, – написали сотни статей, публиковавшихся в десятках изданий. Мы рассказали миру, кем был на самом деле Джек-Потрошитель. Мы привлекли внимание общественности к компьютерным службам знакомств. Мы написали подробное руководство о том, как стать Безумным Ученым (и Править Миром).
Но куда забавнее вспоминать о том, чего мы так и не сделали. Например, однажды мы разработали сюжет компьютерной игры, в которой ты должен выяснить, кто ты, прежде чем у тебя взорвется голова. Мы это сделали бесплатно, по просьбе одного человека, который клялся, что именно он изобрел Ругальную Коробку (такую специальную коробочку, которая стоит на столе и ругается, если нажать кнопку.) Дальше сюжета дело так и не пошло.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
