Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
– Не вор я, дяденька пан! – в отчаянии повторил мальчик и протяжно шмыгнул носом. – Ты ведь мне сам за часы заплатил! Нешто теперь на попятную?
Он поднял чумазое лицо, по которому уже проложили дорожки слезы.
– Успокойся, – потрепал Игнат по рыжим вихрам. – Денег я у тебя не отберу. Заработал – владей.
– Как же, – проворчал мальчик. – Так мне батя их и отдаст. Поди, на брагу все спустит.
Он снова шмыгнул носом. Игнат с любопытством и жалостью вгляделся в его лицо – конопатое, не по годам серьезное. Такие лица он встречал в интернате. Рано повзрослевшие, эти дети стали сиротами при живых родителях – те или спились, или отбывали наказание на каторге. И оттого доля таких детей была не менее горька, чем у полных сирот, вроде самого Игната. Он снова протянул руку, чтобы ободряюще потрепать мальчишку по плечу.
– Так отведи меня к бате, – предложил Игнат. – Я сам с ним поговорю. Очень уж мне часы твои понравились. Я бы еще диковинок прикупил, если имеются.
Сенька недоверчиво поглядел исподлобья, словно проверяя, не врет ли этот странный молодой пан? Потом ответил:
– Да этого добра у нас навалом. Только расходится плохо. Уж больно затейливые штучки. А ты перепродавать, чай, возьмешься?
– Может, и возьмусь, – усмехнулся Игнат и протянул мальчику ладонь. – Если с батей договоримся. Так по рукам?
Сенька сопел, думал.
– Ты только вором меня не кличь больше, – буркнул он, не торопясь пожимать протянутую руку. – Я в жизни своей ничего не украл! Слышишь, пан? Не украл и не собираюсь!
Он вскинул подбородок и теперь уже совершенно сухими глазами с вызовом глядел прямо в лихорадочно блестящие глаза Игната. Тот ждал, не опуская руки, и чувствовал невольное уважение к этому маленькому, рано повзрослевшему мужичку, а потому сказал серьезно и искренно:
– Прости меня, Сень. Виноват. Не буду больше на тебя поклеп возводить. Веришь?
Сенька вздохнул, а потом лицо его разгладилось, в уголках губ появились ямочки.
– Ладно уж, – проворчал он, будто нехотя. – Верю.
И только потом неторопливо, по-взрослому пожал протянутую руку.
По дороге они разговорились.
Сенька жил с отцом недалеко от станции и время от времени бегал сюда продавать «затейливые штучки», как он сам называл привезенный отцом товар. Откуда они появлялись и что собой представляли вообще – мальчик не знал, только рассказывал, что в основном это были колбочки, подсвечники и часики «блестючие, как у тебя, пан». Именно их с наибольшим удовольствием разбирали заезжие гости, а прочее добро и вовсе спросом не пользовалось, так и лежало в сарае грудой ненужного хлама.
– Так откуда, говоришь, их отец привозит? – с нескрываемым любопытством переспросил Игнат.
Сенька пожал острыми плечами.
– Чего не знаю, того не знаю, дяденька. Он мне не говорит, только уезжает далеко на север – каждую весну, когда снега сойдут. А как приедет, покрутится и снова в путь. Это хорошо, если по приезде пьянствовать не начнет. А когда начнет… хоть святых выноси.
Сенька махнул чумазой ладошкой, будто говоря: «Чего уж там. Дело привычное».
– Что ж его мамка твоя не осадит? – спросил Игнат.
Он вспомнил, как бабка Агафья лупила пьяного Ермолу, вспомнил своих земляков и невесело усмехнулся.
– А нет у меня никакой мамки, – простодушно ответил Сенька и пояснил: – Померла от болезни.
– Прости…
– Ничего, – с деланым равнодушием отозвался мальчик. – Давно это случилось. Тогда батя и выпивать начал. Жениться бы ему, – тут Сенька вздохнул и покачал вихрастой головой. – Не женился. Да что теперь рассуждать…
«Я своих родителей и вовсе не помню, – подумал Игнат. – И могилы не навестил. Как тяжело, должно быть, этому мальчику…»
Сенька отвернулся смахнуть непрошеную слезу, и Игнат поспешил сменить тему:
– Так кто же за тобой присматривает, пока отца нет?
– Тетка Вилена присматривает, соседка, – с неохотой отозвался Сенька. – А лучше бы никто не присматривал. Я и сам уже взрослый, могу и кашу приготовить, и дров нарубить.
– Обижает она тебя?
Сенька пожал плечами.
– Что ей до меня? Одно слово – неродной, у самой трое, мал мала меньше. Так-то она меня и кормит, и много работы не задает. Только иногда горским отродьем кличет. Да я не обижаюсь. Слово-то не обидное. Чуешь, как звучит? – Мальчик прицокнул языком: – От-рода. Род это мой – Горские мы. Так чего обижаться? Верно?
– Верно, – с улыбкой согласился Игнат.
Они подошли к полуразваленной хибаре. Болтающаяся на одной петле калитка нижним краем прочертила в земле борозду. Сенька на правах хозяина первым вошел на захламленный двор, пнул подкатившуюся под ноги бутылку и виновато посмотрел на Игната.
– Пьет все… Уже и не лезет, а все пьет… – Он поморгал рыжими ресницами и попросил: – Ты уж, дяденька пан, его сильно не бей, ладно?
– С чего мне его бить? – удивился Игнат.
Сенька ухмыльнулся и пояснил:
– Хороший тумак только на пользу будет. Так тетка Вилена говорит.
На это Игнат не нашелся, что ответить, и проследовал за мальчиком к дому.
Из сеней дохнуло крепким сивушным запахом, прелью и табаком. Игнат закрылся рукавом, но поймал серьезный взгляд Сеньки и опустил руку – мальчика обижать не хотелось.
– Сень-ка-а-а!
Хриплый окрик, будто рев потревоженного в берлоге медведя, вспорол сонную тишину дома. Мальчик поежился, поднял худые плечи.
– Не бойся. – Игнат ободряюще потрепал Сеньку по спине. – В обиду тебя не дам.
Мальчик слабо кивнул, но промолчал. Толкнул рассохшуюся дверь со следами белой, давно облупившейся краски, и Игнату захотелось прикрыться рукавом снова: запах перегара валил с ног.
– Сенька! Не чуешь, что зову?
Пересыпая слова крепкой деревенской руганью, с засаленной скамьи поднялся рыжий и тощий мужик. Не устояв на ногах, он ухватился немытой лапой за колченогий стол, и тот пошатнулся тоже. На пол полетели пустые стаканы и бутылки, соскользнула к краю, но чудом удержалась тарелка с остатками селедки и репчатого лука. Мужик сощурил воспаленные глаза, разглядывая вошедших.
– Где тебя черти носили? – икнув, пробормотал он.
Мальчик набычился и буркнул под нос:
– Вот. Пана тебе привел. Говорить с тобой хочет, а ты пьяный…
– Какого такого… пана? – Мужик с трудом ворочал языком. – Пусть убирается к черту! Я сам себе пан!
Он попытался подбочениться, но не удержался и повалился грудью на стол. Балансирующая на самом краю тарелка сверзилась вниз, разлетелась на глиняные осколки. Мужик снова забормотал под нос ругательства, проклиная и собственного сына, и пришлого пана, и все человечество до прародителя Адама. Этого уже Игнат не мог стерпеть никак. Сжав внушительные кулаки, он хмуро крикнул:
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
