— Господин, кто вы?
— Ее муж, — ответил Марко.
Как чудесно было это слышать! Два слова, но как я была счастлива! Я смотрела, как он стоит перед мамашей Сильвани, она не произвела на него никакого впечатления. Все кричали, особенно Марко, последние клиенты сердились, девочки выглядели расстроенными, но я видела, что их глаза смеются.
— Господин, вам нечего здесь делать! Выйдите!
— Нет, я не выйду, вы не будете так относиться к моей жене!
Я могла бы вмешаться, сказать Марко, чтобы он успокоился, но я была так счастлива, что он здесь, оберегает меня и защищает.
Когда я увидела, что дело приняло неприятный оборот, я сняла рабочий халат и пошла за вещами в помещение для персонала. Даже оттуда я слышала, как Марко кричал, что в любом случае я заслуживаю лучшего, чем этот ничтожный салон. Когда я вернулась, он как раз обозвал мадам Сильвани огромной пергидрольной коровой! Ну и ну! Я действительно гордилась им, тем, как он меня защищал! Конечно, я знаю слово «пергидрольная», но даже я им не пользуюсь. Пергидрольная!.. Я увидела, как мадам Сильвани побагровела, ее брови поднялись до самых корней волос. Я думала, что она вернет ему удар. Марко схватил меня за руку:
— Идем, здесь опасно, пахнет деньгами и глупостью!
Мы вышли из салона в гробовой тишине. Он не отпускал мою руку до самой машины. Я села на свое место, но мне было так приятно держать руку Марко в своей руке. Он открыл дверь, все еще не отойдя после ссоры. Сел, повернулся ко мне, отдышался и проговорил с усталым видом:
— Я сожалею… Я вышел из себя, понимаешь?.. Я сожалею.
Я кивнула, что означало «я понимаю, ладно, ничего страшного» на языке Сильвани. За два месяца перенимаешь привычки. Я смеюсь, я смеялась и не могла остановиться, смеялась до колик. Сначала он удивился, потом тоже начал смеяться. Я потянулась к нему, он обнял меня и прижал к себе. И тут я снова начала плакать:
— Мне тебя не хватало, не хватало, не хватало…
Я повторяла эти слова, уткнувшись носом в его рубашку. Он приподнял мое лицо, посмотрел на меня и тихо сказал:
— Мне тоже тебя не хватало.
36
Джудит
Однажды вечером, когда мы ехали по берегу канала, попадая то и дело под лучи фонарей речных трамваев, Марко признался, что в детстве мечтал прокатиться по Сене. Я вспомнила, что уже предлагала ему это в начале наших отношений. И я заказала круизный пароход класса «гранд люкс», с ужином при свечах и цыганскими скрипками. Я не уверена в цыганских скрипках. Я это делала уже несколько раз, с поставщиками, мы уже снимали на корме парохода рекламу домашних велотренажеров. Это не так романтично, как ужин при свечах, но у нас были неплохие заказы.
Я позвонила ему днем, попросила прийти в пиджаке и галстуке. Он спросил почему, я ответила, что это сюрприз. Он сказал, что заканчивает работу вместе с приятелем, может быть, опоздает, ему надо будет переодеться. Прежде чем закончить разговор, он захотел узнать, не идем ли мы случайно в театр. Я его успокоила: не надо злоупотреблять хорошими вещами. Это его рассмешило.
Как только он появился, я заметила, что что-то было не так. Не по его отношению, он был все так же нежен, а по его взгляду. Взгляд Марко был полон грусти, усталости. Он ничего не сказал по поводу платья, которое я купила днем. Оно было похоже на вечерний наряд, но не слишком. Он долго меня обнимал, прежде чем мы вышли из квартиры.
Я чувствовала, что он печален, но не задавала вопросов. В машине он положил голову мне на плечо и молча просидел всю дорогу. Идея с речными трамваями перестала казаться мне такой уж хорошей.
— Я надеюсь, что это тебе понравится.
— А почему мне не должно понравиться?
— Ты не хочешь узнать, куда мы едем?
— Ну, нет, это ведь сюрприз.
— Ты устал?
— Это работа, я замучался с этой краской.
Он только слегка удивился, когда мы приехали на место, сказал со смехом:
— Ах да… речные трамваи…
Затем добавил:
— Я надеюсь, что у них есть аспирин и мне станет лучше.
Мы сели напротив друг друга, в окружении свечей. Цыганские скрипки исполняют «Очи черные», «Подмосковные вечера», мы имеем возможность послушать весь репертуар настоящей славянской души. Корабль покачивается, мне кажется, что я немного пьяна, хотя мы едва допили наши бокалы шампанского. Я рассказала ему несколько глупых историй о вчерашней съемке, он смеется из вежливости, и я это чувствую. Вокруг нас разворачивается панорама Парижа.
Я начинаю нервничать, тишина затягивается, он очень тщательно ест лангуста. Я зажигаю сигарету, рука немного дрожит, но, к счастью, он смотрит в тарелку. Наконец я говорю:
— В чем проблема, Марко?
Он поднимает на меня глаза, и взгляд у него такой, как будто он только что свалился с неба на землю.
— Какая проблема?
— Пожалуйста, не будем притворяться. Мы заслуживаем лучшего, разве нет?
Он не отвечает, делает глоток шампанского и достает из пачки сигарету.
— Это так тяжело?
Он говорит, не глядя на меня:
— Да.
Приходит официант, чтобы забрать тарелки, на пару минут мы отвлекаемся. Я жду, когда официант уйдет, чтобы продолжить:
— Ты виделся с женой, и встреча прошла хорошо? Так?
Его молчание — уже ответ. Он кладет руку поверх моей руки:
— Я предпочел бы, чтобы она прошла плохо.
— Почему?
— Мне хорошо с тобой.
Он больше не отводит взгляда, мое горло сжимается, я вижу в его взгляде все чувства, которые он ко мне испытывает. Нежность, растерянность, сожаление. Мне тоже хорошо с тобой, Марко, я хотела бы тебя встретить в другой жизни, хотела бы быть одного с тобой возраста, жить вместе, чтобы нам было двадцать или тридцать лет, чтобы мы занимались любовью, родили детей, я хотела бы тебе все это сказать, эти чувства разрывают мне сердце. Но я говорю лишь:
— Я не имею в виду комфорт, я говорю о любви.
Он молчит. Я беру свой бокал, прошу Марко наполнить его и поднимаю:
— Ты не чокаешься?
— Мне грустно.
Мне тоже грустно, Марко, ты не представляешь, как мне грустно. Я хочу покинуть это место, бежать домой, закрыться у себя и уснуть. В лучшем случае. Но мы пленники на этом речном трамвае. У нас еще целый час, напротив друг друга, при свечах, со скрипками, которые плачут позади нас, а мимо проплывает Париж.
Мы молчим, он берет мою руку и сжимает ее в своих ладонях. Мне удается ему улыбнуться, я тихо говорю:
— Мы весело смеялись вместе… Это не всем дано, не правда ли?