Я выхожу из душевой кабины, надеваю банный халат Джудит; я в нем глупо выгляжу, но мне плевать. Я вижу себя в зеркале: выгляжу отвратительно. Я поворачиваюсь к своему отражению. Я больше не вижу жиголо, я вижу нормального парня, который ведет нормальную жизнь. Или почти нормальную. Я с женщиной, которая старше меня на двадцать пять лет, и что? Мне на них плевать! Это прекрасная женщина, и я люблю ее, вот! Да, я ее люблю!»
Я говорю это, глядя себе в глаза. И я смогу сказать это Фанни. Я знаю, что она меня спросит: «Больше, чем меня?» Я уже это слышу. Я вижу, как слезы выступают у нее на глазах. И я отвечу: «Да, больше, чем тебя». Чтобы ее позлить. Чтобы она поняла все правильно.
Я начинаю плакать перед зеркалом. Беру себя в руки, сую голову под холодную воду и выхожу из ванны. Я очень сильно хочу прижать Джудит к себе. Я забираюсь под одеяло, придвигаюсь к ней, но она спит. Я тихо ее зову, она не просыпается, переворачивается на другой бок. Я чувствую себя одиноко. Я никогда не чувствовал себя так одиноко.
33
Фанни
Я звонила ей два раза, попадала на автоответчик. Я подумала, что она обманула меня, сказала так, чтобы отделаться. Я позвонила из салона, мы работали до двадцати двух часов. Я звонила украдкой, из туалета для персонала, на работе мы должны выключать телефон.
Когда мадам Сильвани второй раз увидела, как я выхожу из туалета, она улыбнулась мне, подняв бровь. Она постоянно улыбается, ее взгляд может выразить все что угодно. Я начинаю понимать ее язык: поднятая бровь означает «что происходит?»; подняты обе брови, голова наклонена — «внимание, мне это не нравится»; легкое движение подбородка — «зайдите ко мне сейчас же»; глаза сощурены, брови нахмурены, губы сжаты — «это мне абсолютно не подходит». Мы уже собирались закрываться. Заканчивали с последними клиентами, когда мой телефон зазвонил. Я забыла его выключить. Мадам Сильвани подняла брови, чуть двинула подбородком, сжав губы, что означало: «Внимание, мне это не нравится, зайдите ко мне, мне это абсолютно не подходит».
Но я все же ответила и услышала голос Марко. Я застыла на месте, мадам Сильвани подошла, все еще улыбаясь, но хмуря брови. Я сказала, что это моя мама, должно быть, какая-то проблема, могу ли я с ней поговорить, пожалуйста? Она увидела, что я закончила работу и убирала свои материалы. Она коротко кивнула — «ладно», но подняла указательный палец — «чтобы это не повторилось». По крайней мере, так я поняла. Я поблагодарила ее и бегом вернулась в туалет.
Марко говорил холодно, безразлично. У меня кровь стучала в висках, я задыхалась, но старалась скрыть волнение. Сначала он не хотел встречаться, ему нечего было мне сказать, но я настояла, я пообещала, что буду вести себя спокойно, прилично, что я все поняла. В итоге он согласился. Мы увидимся на следующей неделе, он зайдет за мной в салон.
Должно быть, я долго пробыла в туалете, так как мадам Сильвани повела подбородком и нахмурила брови, когда я вышла. Я остановилась и рассказала ей историю о том, что моя мать больна, и я объясняла своей маленькой сестренке, как сделать ей укол, потому что у мамы диабет. Я думаю, что была убедительной, потому что, кажется, она мне поверила. Она посмотрела на меня и сказала:
— Фанни, это в последний раз.
Я поняла, что в моих интересах было придерживаться правил. Но по большому счету мне было на это плевать, теперь у меня была небольшая надежда вернуть Марко.
34
Марко
Мы с Тутуном поделили между собой крупный заказ: ателье и подсобные помещения. Мы перекрашиваем ателье и переделываем штукатурку. За три недели работы клиент неплохо платит. Мы начинаем шпаклевать стену, когда Тутун говорит:
— Я страшно доволен, что все налаживается.
Я останавливаюсь, смотрю на него:
— О чем ты говоришь?
— Ты и Фанни. Я страшно доволен.
— Кто тебе это сказал?
— Розали.
Он снова принялся промазывать трещины, качая головой под звуки своего плеера. Конечно, Розали. Наше радио работает на всю мощность. Так я узнал, что салон перешел к Леоноре, а Фанни работает в крупной парикмахерской рядом с Елисейскими Полями. Мне даже не надо ни о чем спрашивать. Тутун умело, между делом, сообщает новости, как будто они ничего не значат.
Я хотел его разуверить, сказать, что ничего не устроилось. Но я ничего не сказал — не хотел новой путаницы, и потом, в любом случае… Что в любом случае? Я не перезвонил Фанни, чтобы отменить встречу. У меня не было сил. Я должен встретиться с ней послезавтра, но не надолго, мы тихо посидим в бистро. Я на это надеюсь. Я не поставил Джудит в известность, мы и так втянули ее во всю эту историю, не нужно еще добавлять.
Я встречаюсь взглядом с Тутуном, и он широко улыбается. Скоро я ему скажу. Я скажу ему, кто та женщина, которую я действительно люблю. Мне незачем лгать Тутуну — он мой лучший друг.
35
Фанни
С утра все делаю не так, брови мадам Сильвани не прекращают подниматься и опускаться, когда она смотрит на меня, как будто у нее тик. Дженнифер, другой специалист по окраске, называет ее мимом Марсо. Девочки смеются над этим, но тихо, одними глазами. Я тоже учусь говорить глазами; действительно, можно сказать кучу вещей, не произнося ни слова.
Я тайком смотрю на часы каждые двадцать минут начиная с пяти дня. Я как на иголках. Это настолько заметно, что в перерыве мадам Сильвани спросила меня, почему я подпрыгиваю на месте. Я и не замечала, что подпрыгиваю. Я смотрю на часы: они не идут, а ползут, мне осталось сделать еще два прореживания и окрашивание.
Обычно мы заканчиваем в семь-половине восьмого, но в последнюю минуту появилась очень важная клиентка, по крайней мере, мне так показалось. Она хотела, чтобы ей покрасили пряди, целую вечность выбирала цвет, у нее было три волоска на голове, и мне хотелось ее ударить. Я уже заканчивала, когда заметила, что снаружи стоит Марко и наблюдает за мной через стекло.
Мое сердце забилось очень быстро, у меня зашумело в ушах. Он смотрел на меня, я не верила, что он улыбался. Я махнула ему, чтобы показать на клиентку, и кисть с краской номер пять задела ее лоб; она закричала, прибежала мадам Сильвани. Я вытирала клиентке лоб, на нем было не так уж много краски, одна струйка, но старуха кричала, что у нее будет аллергия.
Тогда я начала плакать, не могла успокоиться, слезы сами текли. Мадам Сильвани сказала, что это непрофессионально, что мне нет места в их салоне. Я не видела, похожа ли она на мима Марсо, потому что рыдала, уткнувшись в махровое полотенце. Тут случилось невероятное, я услышала голос Марко, он нервно спрашивал:
— Почему вы говорите с ней таким тоном? Почему она плачет?
Я подняла голову. Он стоял здесь, за спиной мадам Сильвани. Она повернулась к нему, нескладная, выше него на голову, посмотрела на него, подняв бровь, и сказала ледяным голосом, полная презрения:
