И за время броска из Глазго в Стерлинг ситуация мало изменилась. Фактически после сегодняшней торжественной встречи лорд Джордж с двумястами своими людьми сразу же отправился в Линлитгоу под предлогом отбить подводы с продовольствием, направлявшиеся в лагерь Хоули.
— Далеко отсюда до Фалкирка? — спросила Энни.
— Миль десять, причем через болото. В ту сторону. — Джон показал рукой в темноту.
— Как ты думаешь, англичане знают, где мы?
— Если мы влезем на ближайший холм, то увидим отсюда их костры. Точно так же и они нас.
— Думаешь, они собираются напасть на нас?
— Для этого им надо будет перейти через реку, сомневаюсь, что они на это решатся.
Джон замолчал, и они долго шли в тишине, только снег хрустел на морозе под ногами. Из таверны все еще доносились звуки волынок. Ночь была ясной. Свет бесчисленных костров на холмах и в долине казался земным отражением небесных звезд.
— Я понимаю, — заметил Джон, — ты боишься… Не стыдись в этом признаться, война действительно страшная штука…
— Вовсе я не боюсь! — фыркнула Энни. — Я вообще не думаю об этом!
— А если все-таки подумать? — настаивал он.
— Если подумать… пожалуй, ты прав. Иной раз мне действительно хочется убежать от всего этого и спрятаться так, чтобы меня ни одна живая душа не нашла…
— Я думаю, не у тебя одной такие мысли! — Джон похлопал ее по плечу. — Сколько раз я и сам лежал ночью без сна, в темноте думая о том, каково будет ощутить в своем брюхе холодную сталь английского штыка…
— Ты? — Губы Энни скривились в улыбке. — Ни за что не поверю! Мне всегда казалось, что если есть на свете человек, который ничего не боится, так это ты!
Джон помолчал с минуту.
— Увы, — проговорил он, — ты сама не знаешь, сколь многих вещей я боюсь…
— Например? — спросила Энни. Джон пристально посмотрел на нее:
— Например, тебя.
Энни замедлила шаг, затем и вовсе остановилась. Она явственно чувствовала, как пальцы Джона ласкают ее шеки.
Энни понимала, что с его стороны это не более чем жест дружеского ободрения, и тем не менее… тем не менее она знала, что в глубине души Джону хотелось бы стать для нее не просто другом.
Может быть, Энни слишком много выпила, может быть, звездная ночь настроила ее на романтичное настроение, но она вдруг почувствовала, что от близости Джона у нее начинает кружиться голова. А может быть, просто потому, что они были одни и она могла себе позволить откровенный разговор с ним, не опасаясь посторонних глаз и ушей… Энни знала, что про ее отношения с Джоном уже высказывается много домыслов. Но сейчас, когда никто их не видел, Энни смело взяла руку Джона в свою — это ведь ни к чему не обязывает…
— Меня? — стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, переспросила она. — Меня-то чего тебе бояться?
— Не скажи, — произнес он. — У тебя такие глаза… Когда ты смотришь на меня, они меня словно засасывают…
Энни почувствовала, как жар приливает у нее к вискам. Перед глазами в сотый раз, словно наваждение, встал тот эпизод в спальне Джона…
— Мы не должны… — прошептала она.
— Разумеется, — кивнул он, — не должны.
— Я люблю Ангуса, — заявила Энни, хотя сама чувствовала, что не очень уверена в этом. — Несмотря на то что мы с ним сейчас по разные стороны баррикад, несмотря на все, что он сделал… Может быть, и не должна, а все равно люблю…
— Тогда, — согласился Джон, — нам с тобой не о чем беспокоиться. Все, что нам нужно, — это чтобы ты сейчас отпустила мою руку, пошла домой, легла в свою постель, — и будем считать, что этого разговора никогда не было.
— Ты думаешь, — проговорила Энни, — мы сможем о нем забыть?
— Должны. По-твоему, у нас есть выбор?
Энни уставилась на Джона. Она знала, какие чувства сейчас обуревают его, ибо и сама чувствовала то же самое. Она знала, что если не сможет устоять перед этим чувством, то и Джон тоже не сможет…
— Выбора нет, — обреченно сказала она.
— Да, забудем об этом, так будет лучше.
Руки их разжались, и Энни, почувствовав внезапный холод, словно ладонь Джона согревала ее, машинально закуталась в плед. Впрочем, они уже были в двух шагах от ее теперешнего жилья — скромного строения из серого кирпича с крытой соломой крышей и крохотным слюдяным оконцем. Внутри была всего одна комната, у одной из стен которой стоял стол. Была, возможно, и другая мебель — этого Энни не могла припомнить, так как в данный момент могла думать только о кровати.
— Спокойной ночи, Энни, — произнес Джон. По голосу его чувствовалось, что сейчас в его душе порядочность борется с желанием.
— Спокойной ночи, — прошептала она. Он развернулся и пошел прочь.
— Джон! — окликнула его Энни. Джон обернулся. Казалось, он готов был сделать шаг ей навстречу.
…От их лагеря до лагеря англичан — всего день похода. Завтра будет бой… Англичане, говорят, всегда строятся ровными, словно по линейке, рядами, отлично стреляют… Нельзя не признать, что горцам при всем их боевом энтузиазме не хватает дисциплины и выучки. И Джон завтра непременно будет в первых рядах, один из первых встретит грудью английские пули и штыки. Вся опасность и вся слава достанется Джону. Энни же останется в тылу, наблюдая за боем и отдавая приказы.
Муж Энни тоже примет бой — но по другую сторону линии фронта… И может, не дай Бог, статься, что Джону достанется пуля, выпущенная Ангусом… Если это произойдет, будет ли после этого иметь какое-то значение, что Энни сохраняла верность такому мужу?
Джон по-прежнему смотрел на нее, не отрывая глаз.
— Что, Энни? — спросил наконец он. Энни опустила глаза.
— Спасибо, Джон, — прошептала она, — спасибо, что проводил меня…
Как же все-таки это больно — понимать, что то, чего ты хочешь, нечестно, непорядочно, грешно, знать, что ты этого никогда не сделаешь — и все равно хотеть… Хотя бы всего один раз… на одну ночь…
— Я пришлю за тобой кого-нибудь утром, — произнес он, — а пока, думаю, тебе лучше выспаться.
Энни молча кивнула. Что здесь можно сказать, когда оба отлично знают, что выспаться этой ночью ей вряд ли удастся… Джон снова развернулся и пошел прочь.
Тяжело вздохнув, Энни вошла в дом и огляделась. Обстановка ее случайного жилища мало чем отличалась от обстановки множества деревенских домов, в которых ей приходилось ночевать за последнее время. Энни уже начала привыкать к кочевой жизни, к тому, что вот уже много дней не имеет постоянной крыши над головой, нормальных человеческих удобств… Привыкать к роскоши Моу-Холла ей, прожившей всю жизнь в скромной, спартанской обстановке, в свое время было гораздо сложнее. Энни никогда не мечтала о роскошных шелках, огромном дворце или армии слуг, готовых в любой момент исполнить малейшую прихоть госпожи, никогда не видела себя женой Ангуса Моу.
