На глазах Эйприл выступили слезы.
– Ты уверен, Джек? Уверен, что хочешь именно этого?
– Никогда в жизни ничего я не хотел так, как тебя. – Он поцеловал ее сперва в один, затем в другой блестящий от непролитых слез глаз. – Я люблю тебя, Эйприл Мария Морган де ла Торре.
Всхлипнув, Эйприл бросилась к нему на шею.
– Я знала, что напрасно сомневалась в тебе… – задыхаясь от счастья, начала она.
– Не надо, Эйприл. Все хорошо. Ты должна была победить свой страх сама. – Она подняла голову, и взгляды их встретились. – Хотя не стану лгать: мне было больно. Чертовски больно.
– Поэтому ты оставил письмо?
– Я хотел забыть обо всем. И о тебе, и об этой проклятой истории. Но я ошибся. Забыть о тебе невозможно.
– Ты был прав. – Эйприл смахнула слезы с глаз. – Мне помогла решиться твоя вера… и еще то, что писал Франклин в этом письме.
– Какая разница, отчего и почему? Главное, что ты все-таки решилась! Я так гордился тобой! Представляю, чего тебе это стоило, но ты держалась так спокойно, твердо…
– Так ты видел интервью? – спросила Эйприл, радостная и гордая от его похвалы. Что-то в глазах Джека насторожило ее… и в следующий миг ее осенило: – Ты был там! В то утро, на студии!
– Да.
– Я знала! Может быть, это сумасшествие, но в какой-то миг я почувствовала, что ты там! Я могла бы поклясться, что видела тебя, но ты…
– Нет, это не сумасшествие. Ты смотрела прямо на меня. Со мной чуть сердечный приступ не случился!
Эйприл вдруг напряглась в его руках, и Джек немедленно разжал объятия.
– Тебя что-то беспокоит? Спроси, и я отвечу.
– Ты не пришел ко мне, не позвонил, не сказал ни слова. Я думала, что мы… что между нами все кончено. Почему ты не появился? Даже не попытался со мной поговорить?
– Потому же, почему в тот черный день позволил тебе уйти. Я испугался своего влечения к работе. После Оахаки мне казалось, что с этой стороной моей жизни покончено. Тогда, на обратной дороге, я твердо решил уйти из газеты, поселиться здесь и заняться индейцами. Но, когда на свет снова всплыла эта история, я понял, что не смогу ни есть, ни спать, пока не прижму Маркхема к стенке… и испугался. Какое право я имел что-то требовать от тебя, если сам не знал, что буду делать завтра?
– Значит, вернувшись в Лос-Анджелес, ты начал работать над этим материалом?
– Не покладая рук. Словно одержимый. – Он снова прижал ее к себе. – Я хотел быть уверен, что на раз этот ублюдок заплатит за свои преступления – если не тюрьмой, то хотя бы карьерой и добрым именем. Хотел быть уверен, что твое имя больше не всплывет на страницах газет, а если и всплывет, никто не посмеет его порочить.
– Но как оно могло не всплыть… – Эйприл вздернула голову. – Это ты разыскал Френни? Ты уговорил ее выступить по телевизору?
– Да, я нашел ее как раз накануне твоего интервью. Только сначала собирался напечатать материал в газете, а не везти ее на телевидение.
– А как ты узнал?..
– Мне позвонил твой отец. Сказал, что, по его мнению, я должен об этом знать. – Джек нежно провел пальцем по ее щеке. – Ты рассказывала ему обо мне?
– Я не просила его звонить, если ты это имеешь в виду.
– Это я понимаю. Ну что, вы с ним помирились? Ты рада, что сделала первый шаг?
– Помирились, пожалуй, слишком громко сказано. Скорее, начали возводить мост, разрушенный десять лет назад. Он обещал приехать погостить в «Уголок». Кстати, я как раз шла на почту: папа говорил, что пришлет мне газеты.
– Пойдешь дальше или вернешься обратно?
– Знаешь, пожалуй, газеты подождут. Изумрудные глаза зажглись лукавым огоньком, и у Эйприл вновь сдавило горло. Она не думала, что когда-нибудь еще увидит этот лукавый и ласковый взгляд…
– Послушай, – начал он, – я умираю от жары, да и ты, похоже, сейчас растаешь!
– Да, это глупо… я просто… – Эйприл пыталась овладеть собой, но тщетно. – Я боялась, что никогда больше тебя не увижу, и… Я люблю тебя, Джек Танго. Я тебя люблю.
– Повтори это снова! Еще раз!
Но Джек не дождался ответа и припал к ее губам в горячем, страстном поцелуе.
Он целовал ее так, словно хотел выпить до капли и навеки слиться с ней воедино. Эйприл ответила на поцелуй – и мир вокруг словно взорвался. Джек поднял ее в воздух, прижал к себе, свободной рукой вынул из волос шпильки и зарылся рукой в густые душистые волосы, покрывая лицо поцелуями.
– Значит, газеты тебе читать неинтересно, – прошептал он. – А что же тебя интересует?
Он коснулся языком ее нежной мочки, и Эйприл счастливо улыбнулась и крепче вцепилась ему в плечи.
– Например, заднее сиденье твоего джипа.
Джек удивленно взглянул на нее, а затем громко расхохотался.
– Вот это правильно! Я всегда за прямоту! Но Эйприл не хотела портить этот счастливый миг ненужной торопливостью.
– А еще я слыхала, – продолжала она как ни в чем не бывало, одарив его фирменной улыбкой хозяйки гостиницы, – что кое-кто здесь без ума от широких кроватей и чистых простыней!
– Это приглашение?
– В твоем бунгало или у меня? Джек серьезно взглянул ей в лицо:
– Эйприл, то, что ты сказала сейчас… это правда?
– Я люблю тебя, Джек. И хочу, чтобы ты остался со мной навсегда.
– Тогда мне не нужно отдельное бунгало! – Он улыбнулся в ответ на ее недоуменно поднятую бровь. – Если, конечно, ты сможешь разместить у себя мое оборудование.
Эйприл громко рассмеялась; ее переполняла радость.
– Это что, предложение?
– Хм… пожалуй, да. – Джек снова взглянул в ее лицо – и прочел на нем такую любовь, что едва не застонал от счастья. – Я хочу видеть тебя. Хочу слышать твой голос, твой смех. Теперь я понял, почему так стремился сделать этот материал – мне необходимо было восстановить твое доброе имя и наказать негодяя, который посмел тебя обидеть… Нет, Эйприл, эта страница моей жизни закончена. Я больше не журналист. Мне нужна только ты. Пожалуйста, выходи за меня замуж.
Эйприл улыбнулась сквозь слезы счастья.
– При одном условии, – еле вымолвила она непослушными губами.
Джек застонал и прижал ее к себе так крепко, что она ощутила его растущее желание.
– Каком же?
– Наймем себе другого фотографа.
Джек громко расхохотался.
– Отлично! – Он заглянул в ее сияющие глаза. – Солнышко, ты знаешь, как я тебя люблю?
– Знаю, – серьезно ответила Эйприл. Джек снова прильнул к ее губам и отпустил, только когда почувствовал, что еще секунда – и он не справится с собой.
