Кросби стал лупить слева и справа, сломал ему нос и рассёк правую бровь. Лицо Эванза превратилось в кровавое месиво.
Казалось, он наскочил на хана Аттилу в свой чёрный день.
Может, так оно и было…
Кросби нанёс ещё серию сокрушительных молниеносных ударов. Эванз упал на колени и выплюнул несколько зубов, но, качаясь и давясь кровью, попробовал встать на ноги.
Это была третья ошибка.
Длинной ногой Кросби вмазал Эванзу в живот. Эванз рухнул, давясь и задыхаясь, и едва не захлёбывался кровью, текущей изо рта и по лицу.
Громила покружил вокруг и рассчитанным движением врезал ботинком Эванзу по лицу.
Голова Эванза мотнулась, он упал навзничь. Кросби опять ударил его по голове, потом прыгнул на него, и они покатились вниз по насыпи.
Мы слышали, как Эванз слабо позвал на помощь, и опять зазвучали глухие удары по телу. Кросби обрабатывал лицо Эванза так часто, что удары невозможно было сосчитать.
Мы видели их внизу у подножия холма. Кросби ударил ботинком Эванзу в пах, и заражённый гонореей солдат издал ужасный вой. Кросби врезал Эванзу в подбородок, и тот снова упал навзничь.
Несколько раз Кросби пнул Эванзу по рёбрам, но тот не реагировал. Кросби приподнял Эванза за рубашку и ещё пару раз крепко ударил правой по лицу.
Голова Эванза превратилось в шмат сырого мяса. Лица больше не было. Узнать его было невозможно. Родная мама не узнала бы его, если б он сейчас повстречался ей на пути. Он просто лежал там, недвижимый, без сознания.
Через несколько минут всё кончилось, и Кросби, отдуваясь, поднялся по склону и встал в строй, как ни в чём не бывало.
Никто не вымолвил ни слова. Вернулся сержант, и мы отправились на утренний кросс. Вернувшись в расположение роты, ребята пошли посмотреть, не пришёл ли Эванз в себя.
Не пришёл. Он неподвижно лежал под палящим солнцем в неудобной позе, как будто с переломанными костями.
Мы построились у столовой перед завтраком, и я шепнул Джейсону ЛеКоку, сержанту нашего взвода, что Эванз отсутствует, что он подрался, получил по морде и лежит холодный, как скумбрия, у холма, через дорогу.
Мы боялись, что Эванз умрёт. Сержант Ле'Кок, каджун[3], который любил повторять «я хочу, чтобы это было», отправил двух солдат перетащить тело Эванза к дороге, где его подберёт «скорая» и отвезёт в госпиталь.
Больше мы Эванза не видели. О драке ничего не сказали. Кросби всё сошло с рук. Если бы даже раны Эванза были серьёзнее, армия всё равно скрыла бы это.
Среди своих Кросби стал чем-то вроде героя. Он проявил свою агрессивность, свой инстинкт убийцы и наверняка стал прекрасным солдатом.
* * *
В следующие выходные мы с Бобби Паркером опять отправились в увольнение в Лисвилл. В городе проходила ярмарка, бары были закрыты, и нам оставалось только слоняться вокруг, засунув руки в брюки, и наблюдать, как дети уплетают сахарную вату и канючат у родителей ещё раз прокатиться на чёртовом колесе.
Мы осмотрели выставку невероятных экспонатов. Один из них проходил как засушенный сын Сатаны. Это был ребёнок, предположительно откуда-то из Южной Америки, чьи останки лежали в стеклянном ящике. У него были маленькие рожки на голове, а вместо ножек — раздвоенные дьявольские копытца.
За выставкой расположился стриптиз с девчонками-оторвами. Там-то мы и нашли сливки Форт-Полка.
Вход стоил доллар с четвертью, и за эти деньги можно было поглазеть на пару пухлых обнажающихся блондинок.
Одна из них стянула с какого-то солдата пилотку, ласково называемую «мандушкина шляпка», прошлась ею по прелестям между ног и подбросила в воздух. Потом схватила очки с другого заморыша в первом ряду, который не горбатился бы в Тихуане тёмными ночами, имей он месячное жалованье на руках и полный карман торговых марок. Она откинулась назад и, вращая задом, прошлась по его подбородку кустиком тёмно-каштановых волос.
В завершение под мелодию из «Стриптизёрки» она изящно вставила очки во влагалище и, плавно двигая мраморной задницей и молочно-белыми бёдрами, как стонущая от страсти сучка, ласкала свою розовую волосатую раковину — «хлюп-хлюп».
Солдаты обезумели.
Закончив, она водрузила мокрые очки на нос простофиле и чмокнула в щёку за то, что он такой славный малый.
Снова раздался одобрительный рёв.
Девчонка улыбнулась своим почитателям, ещё несколько раз подвигала органом и, объявив, что следующее представление состоится через час, скрылась за кулисами.
Вот так способ заработать на жизнь!
Вдоволь налюбовавшись на ярмарку, мы с Паркером взяли курс на Форт-Полк.
* * *
На следующей неделе мы обстреливали старые танки из 106-мм безоткатных орудий и противотанковых ружей.
Стрелковая подготовка продолжалась; кроме того, с полной выкладкой мы отрабатывали десантирование с вертолётов.
На уик-энд Сейлор, Сиверс, Саттлер и я получили увольнение в Новый Орлеан, где намеревались напиться и свалиться — всё по порядку. Но так туда и не добрались. Мы сделали остановку в Лисвилле выпить пива «Сазерн Камфорт» и смогли добраться только до городка Лейк-Чарльз в 75 милях к югу, ибо так налакались, что дальше ехать не смогли. Переночевали в гостинице «Холидей Инн» и вернулись на следующий день.
Через неделю после этого началась боевая подготовка в полевых условиях. Нам предстояло пройти форсированным маршем 25 миль и провести остаток недели в лесу. И на практике применить усвоенные уроки по борьбе с повстанческими выступлениями.
Планировалось и дальше упражняться в стрельбе из 106-мм орудий. Отрабатывать ориентирование по карте и на местности, включая ночные занятия: нужно было разбиваться на группы по двое и пробираться, петляя, по чёрным шипящим болотам Луизианы.
В 04.30 утра мы двинулись в путь с полным боевым снаряжением, с винтовками в положении «на ремень».
Следуй за мной, я крысолов,
Следуй за мной, я крысолов…
Мы шли по дороге двумя колоннами.
В последний день мы атаковали «вьетнамскую» деревню. Она была напичкана минами-сюрпризами, в колодце был спрятан настоящий взрывчатый арсенал, двери лачуг на растяжках — в общем, было всё, о чём мы только слышали.
После «штурма», с винтовками наперевес мы помчались к грунтовке, чтобы вернуться форсированным маршем назад, в казарму.
Я бежал по лесу и перескакивал через павшие стволы. И нечаянно наскочил на большое осиное гнездо, спрятавшееся под листьями.
Серый шар полетел, кувыркаясь, как футбольный мяч. В воздух поднялся разгневанный рой!