— молоток поднимался к луне, вниз — тяжело бил по металлу. Глаза Арзака не уставали следить за расклёпанным от долгого употребления железным бойком молотка. Глазам открывалась тайна.
«Как я раньше не догадался? — думал Арзак. — Всё оказалось просто, помощь духов не требуется. Три полосы: две железные, одна стальная. Железо — мягкое, гибкое, сталь — твёрдая, острая. Вот и вся тайна. Но вдруг я ошибся, вдруг всё обернётся иначе? Недаром металл в родстве с луной и также изменчив. Он может из жидкого превращаться в твёрдый, может делаться тусклым, как осенний туман, может блестеть, словно вода на солнце».
Старик перестал стучать, пластины зарыл в уголь, молоток и клещи опустил в чан с водой. Остывший металл должен был раскалиться, нагревшиеся инструменты — остыть.
Так повторялось несколько раз. Молоток бил, и красные брызги окалины летели по сторонам. Потом молоток охлаждался; потом снова бил, лепя металл, словно вязкую глину. Раскалённые полосы под ударами сваривались. Клинок принимал нужную форму.
«Что же с того, что металл в родстве с луной? — Мысли Арзака продолжали свой ход, глаза неотрывно следили за молотком. — Луна — на небе, металл — на земле. Человек вызнал все его свойства, научился плавить и закалять, отливать в форме, чеканить, приваривать. Металл укрощён человеком, как заарканенный конь, он вместе с нами работает, вместе бьётся против врагов».
В руках Старика появилось зубило. Приставляя его к краям, Старик отбил всю рванину, появившуюся при ковке. Это было последнее. Инструменты со стуком упали на дно чана с водой. Сделалось тихо.
Огонь в горне сник, быстрые язычки свернулись и спрятались в уголь. Луна поднялась ещё выше и метнула на наковальню яркий сноп голубых лучей.
Светясь огнём и луной, вобрав в себя силу кузнечного молота, на ровной в щербинах плите лежал новый, только что сотворённый, нетупеющий, самозатачивающийся акинак.
После шума огня, после стука и грохота наступившая тишина оглушала. Арзаку стало казаться, что он слышит лёгкую поступь звёзд, едва приметно перемещавшихся в небе.
— Понял? — разорвав тишину, спросил Старик.
— Понял, — ответил Арзак. — Железные полосы сверху и снизу зажимают стальную, сталь оказывается в середине, всё сваривается. Когда клинком станут пользоваться, железо начнёт постепенно снашиваться, но акинак всё равно не затупится. Лезвием ему будет служить полоса твёрдой, остро отточенной стали.
— Акинак твой, — сказал Старик. — Подними его кверху — луна остудит, опусти в землю — земля окалину снимет.
Арзак засмеялся от счастья. Он готов был схватить клинок руками, Старик вовремя войлоком конец обмотал.
— Смотри, луна! Смотрите, звёзды! Звезда Миррина, смотри на мой акинак! Я знаю, как он был сделан, я сделаю нетупеющий клинок сам! — кричал Арзак. Подняв лезвие над головой, он крутил его и крутился с ним вместе, потом с размаху вонзил лезвие в землю.
— Одного я не понял, — сказал он, вытаскивая клинок.
— Говори.
— Почему наваривать железо на сталь можно только при полной луне, остальные ночи чем хуже? Почему при солнце нельзя?
Старик посмотрел на Арзака потемневшими глазами.
— Оставайся и думай, если не понял.
Старик ушёл, и радость бесшумно ушла за ним следом. Арзак привалился к горбатому камню, на котором обычно сидел Старик. Зажатый в руке клинок перестал быть раскрытой тайной. «Я никогда не сделаюсь мастером, — подумал Арзак, и досада на самого себя заставила его до боли прикусить губу. — Филл говорит, что художник должен видеть скрытое: то, что в земле, в воде и за облаками. Я не вижу. Я смотрю на луну и вижу, как она меняет свой цвет, вижу пантеру, свернувшуюся кольцом, но почему акинак нужно делать при полной луне — этого я не вижу. Раньше я думал, что Старик при луне заговаривает железо тайными словами. Теперь я узнал, что тайна клинка — это полоска стали, проступающая между железом. Почему же луна непременно должна быть полной?»
Подумав о Филле, Арзак неожиданно вспомнил, как тот закричал, когда над сатархом взметнулся нож: «Не убивай! Ты художник!» Не убивай… художник… Мысли Арзака получили новое направление.
Весь остаток ночи со стороны кузни неслось негромкое постукивание и скрежет ножа о металл. На рассвете, когда Старик покинул кибитку и направился к горну, чтобы заняться горшком с наконечниками, Арзак протянул ему меч. Это был не клинок, каким оставил его Старик, а законченный боевой акинак — отточенный, заглаженный, с желобком посередине, вправленный в рукоять.
— Я работал и думал, как ты велел, — сказал Арзак. — Я понял. Двадцать восемь дней — смена луны. Ты работаешь каждый день, не пропуская ни одного. Двадцать семь дней ты делаешь чаши, гривны, котлы и бляшки. Середину луны ты отдаёшь оружию: ночью делаешь акинак, утром — наконечники. Ты поступаешь так для того, чтобы мира было много, а войны совсем мало, чтобы люди не убивали друг друга. Когда я стану настоящим мастером, я буду поступать, как ты. Я хочу быть похожим на тебя, Гнур.
Арзак впервые назвал Старика по имени, как называла его Миррина, и ему показалось, что Старик улыбнулся. Или, может быть, солнечный луч скользнул по суровому лицу, смягчив его обычное выражение. Солнце всходило. Горячий блеск заливал степь.
Примечания
1
Борисфе́н — древнее название Днепра.
2
Греки называли себя эллинами, свою страну — Элладой
3
Дарий предпринял поход на Скифию в конце VI века до н. э.
4
Якса́рт — древнее название Сырдарьи
5
Истр — древнее название Дуная
6
Понт Евкси́нский — древнее название Чёрного моря.
7
Ги́панис — древнее название Буга.
8
Танаи́с — древнее название Дона
9
Меоти́йское озеро — древнее название Азовского моря
10
Геллеспо́нт — древнее название пролива Дарданеллы.
11
Обращение Дария к Идарфирсу и полученный им ответ приводит Геродот в червертой книге свое "Истории"
12
Колхида — древнее название Западной Грузии.
13
Толкование Гобрием смысла скифских даров приводит Геродот в «Истории».
14
Колесница и Ковш — древние названия созвездия Больная Медведица.
15
Обращение скифов и ответ Гестиея приводит в «Истории» Геродот.
