В третьем и четвертом ящиках она увидела, что каждая папка помечена фамилией. Проглядывая их, она поняла, что это фамилии студентов. В папках лежали опросники, планы консультаций и копии их эссе.
Когда она задвигала нижний ящик, ее как ударило — «Мавр»! Вероятно, простое совпадение, но… Кейт вынула папку и открыла ее. «Мавр» — прозвище, которое королева Елизавета дала Фрэнсису Уолсингему.
— О Господи! — потрясенно пробормотала она, увидев переводы первых нескольких документов «Анатомии» вместе с микрофильмами их оригиналов. Так, значит, Резерфорд сумел определить, что они взяты из архива Уолсингема! Но сразу ли он это установил — и солгал Медине, — или же несколько дней изучал копии и только тогда сделал свое открытие? Был ли он человеком, способным нанять профессионала, чтобы украсть что-то у своего прежнего студента? Тем, кто назвался Нефритовым Драконом, он явно быть не мог, поскольку Дракон нанял Билла Мазура украсть ее сумку через два дня после смерти Резерфорда. Может, Резерфорд стакнулся с Нефритовым Драконом организовать кражу в доме Медины и стал жертвой своего сообщника?
Услышав приближающиеся шага, Кейт вернула папку на место, задвинула ящик и обернулась. В дверях стояла миниатюрная бледная девушка с короткими черными кудряшками и большими покрасневшими глазами. Лицо у нее было растерянно-печальным.
— Вера?
Девушка кивнула.
— Инспектор Синклер сказал, что вы частный детектив? Что вы… ему помогаете?
— Да. Спасибо, Вера, что вы пришли. Я Кейт.
— Доктор Резерфорд как раз попросил меня стать его новой ассистенткой. Мы должны были обсудить это сегодня… во время моей консультации, — растерянно сказала Вера. — Я так радовалась. Я… Мне все еще не верится, что кто-то мог его убить.
— Найти его тут… конечно, это было ужасно. Я очень вам сочувствую.
— Вы знаете, из-за чего это произошло?
— Я думаю, тот, кто его убил, украл документы, над которыми он в тот вечер работал…
— Но он же просто писал еще одну историческую книгу, — с недоумением перебила Вера. — С какой стати… я хочу сказать, что мне она была бы по-настоящему интересной — и еще сотне-другой людей, — но он же начал ее всего месяц назад. И пока еще украсть было почти нечего… разве что общий план, а его ведь вряд ли можно продать. Вы, наверное, знаете, что люди часто находят историю скучной?
— Знаю, — сказала Кейт. — Но, Вера, я не думаю, что в тот вечер он работал над своей книгой. На прошлой неделе он занялся другой проблемой. Во время вашей последней консультации он ни о чем подобном не упоминал? Ни о чем необычном? Об открытии, которое он сделал? О чем-то, что его поразило?
— По-моему, нет. Дайте подумать… Я прочитала ему мое эссе, и некоторое время мы его обсуждали… Собственно говоря, почти два часа. А когда я уже уходила, он упомянул про ассистентство. Вот, по-моему, и все.
— Вы знаете его друзей? С кем из преподавателей он был близок?
— Несколько раз я видела его с ректором Крайст-Чёрч… с Милдред Арчер… она преподает физику… э… Больше никто мне пока в голову не приходит, — ответила Вера. — Все его студенты считали его просто чудом, — добавила она. Ее нижняя губа дрожала, глаза наливались слезами. — Он никогда никому не отказывал. Если были вопросы, или просто хотелось что-то обсудить… И он умел создать ощущение… ну, будто то, что вы говорите, действительно важно.
— Видимо, он был замечательным человеком.
Вера кивнула, утирая слезы.
— Вы считаете, вам удастся… э…
Кейт полезла в сумку за бумажной салфеткой.
— Да, я найду того, кто это сделал.
ОКСФОРД — 12 ЧАСОВ 37 МИНУТ ПОПОЛУДНИ
Медина выехал с парковки для посетителей Крайст-Чёрч.
— Так вот о чем Эндрю хотел рассказать, — вздохнул он, когда Кейт сообщила ему о папке с надписью «Мавр». — Несколько дней назад он оставил мне сообщение на автоответчике, и я пытался дозвониться до него, но…
— Мой коллега занимается его электронной почтой и телефонными звонками последнего времени. Из них мы, возможно, узнаем, кому он что-то рассказал и кто ответственен за его смерть.
После разговора с Верой Кейт отбросила мысль, что Резерфорд мог обманывать Медину. Такой кумир студентов просто не был способен на то, в чем она его заподозрила.
— Мне так скверно, что я втянул его в это, — негромко сказал Медина. — Когда я был здесь на прошлой неделе, мы вместе пообедали, обменивались новостями. Я не предупредил его, чтобы он молчал о манускрипте… и вообще ни о чем. Я…
— Вы же не могли предвидеть, Сидро, — сказала Кейт, погладив его локоть.
— Вы правда думаете, что отыщете его? Нефритового Дракона?
— Да. Не так уж много людей могли узнать про ваше открытие. Если я не смогу выйти на него через вашего учителя, остается еще взломщик. Как только я установлю его личность, можно будет проверить, кто связывался с ним в прошлую неделю. Ну и разумеется, сам манускрипт. Если детали места преступления не подскажут нам ответа первыми, то, я уверена, он найдется на одной из страниц Фелиппеса.
— А со вчерашнего дня вы там ничего нового не обнаружили?
— Кое-что, но, безусловно, ничего такого, что подтолкнуло бы на убийство сейчас, — ответила Кейт.
— А именно?
— Я наткнулась на доказательство, что смертный приговор Марии Стюарт не просто спровоцировали, но он был результатом прямой подделки улик.
— А! Та шотландская королева! Bete noire[7]Уолсингема, правильно?
— Угу, — сказала Кейт, вытаскивая из рюкзака свой ноутбук и включая его. — Как католичка и правнучка Генриха Седьмого она в глазах католической Европы была законной королевой Англии. Крайне серьезной угрозой. Тем не менее Елизавета вопреки настояниям Уолсингема отказывалась казнить свою кузину. Она считала, что достаточно держать Марию в заточении.
— Так что же он предпринял?
— Придумал план тайного перехвата переписки Марии. Использовал двойных агентов, убедил ее в том, что якобы тайная почта — непромокаемая сумка в доставляемых ей бочонках с пивом — была абсолютно надежна. Таким способом, пока заговор с целью спасти ее набирал силу, Фелиппес получил возможность читать все письма ее и к ней. В конце концов, заговорщики, подстрекаемые двойными агентами Уолсингема, приняли решение убить Елизавету. Фелиппес с нетерпением ожидал, что Мария одобрит их замысел, но она этого не сделала. Тогда он сам подделал роковое письмо. Это давно подозревалось, но доказано так и не было.
— И какое вы нашли доказательство?
— Подлинное письмо Марии одному из заговорщиков, — сказала Кейт, щелчком «мыши» открыв этот документ. — Письмо, которое Фелиппес и Уолсингем скрыли. До сих пор у нас имелась только копия, и потому шли споры, просто ли его списали или заметно приукрасили.
