жестоких, но бесплодных допросов Надю освободили, но ее мужу было предъявлено обвинение в подрыве национальной безопасности. Полиция нашла у него при обыске копии докладов, которые он отправлял в штаб-квартиру своей фирмы. Эти доклады содержали довольно объективную картину ухудшающегося экономического положения Египта. Их сочли наносящими ущерб безопасности. Доказательства, представленные следствием в отношении Кисова, были «жидкими» даже по египетским стандартам. Нанятые его фирмой немецкие адвокаты смогли позже доказать, что вся содержавшаяся в этих докладах информация ранее публиковалась в европейской или американской прессе.
Я ожидал, что рассмотрение дела начнется с выступления представителя обвинения, и был удивлен, когда председатель суда начал заседание с моего допроса. Был приглашен переводчик, но после того как выяснилось, что его владение немецким языком оставляет желать лучшего, председатель предложил мне давать показания на английском, которым он сам владел вполне прилично.
— Вы получили, — начал он, — копию обвинительного заключения. Понятно ли вам, в чем вы обвиняетесь?
— Да, ваша честь.
— Вы признаете или не признаете себя виновным?
— Я признаю себя виновным по первым шести пунктам и невиновным по последним четырем.
Едва я успел произнести эти слова, как около дюжины репортеров сорвались со своих мест и побежали к телефонам. Когда порядок в зале был восстановлен, заседание продолжилось. Вопросы председателя суда полностью совпадали с зафиксированными в протоколе вопросами прокурора Самира Нага, как, естественно, и мои ответы на них. После нескольких недель репетиций с Самиром Нагом я знал их наизусть. Как только мой ответ хоть чуть-чуть отличался от того, что было зафиксировано в протоколе, председатель суда изумленно поднимал брови и говорил: «…Но на предварительном следствии вы заявляли…», и я послушно исправлял свою ошибку.
Согласно достигнутой ранее договоренности, имена египетских официальных лиц не упоминались. Единственным исключением стал Юсуф Гураб, недавнее снятие которого с поста губернатора и увольнение из полиции вызвало оживленные комментарии. Суду была предъявлена моя радиостанция, а мне предложено продемонстрировать порядок работы на ней и объяснить систему кодирования сообщений. Заседание продолжалось четыре часа, после чего объявили перерыв до следующего дня. На следующем заседании допрос продолжался примерно в том же ключе. Им нужно было услышать от меня лишь общее описание моей шпионской работы.
— Пожалуйста, не надо деталей. Скоро мы проведем закрытое заседание и услышим от вас все, что не предназначено для публикации.
И тут началось самое интересное.
Прокурор Самир Наг поднялся со своего места и помахал в воздухе каким-то документом.
— Ваша честь, прежде чем мы перейдем к закрытому заседанию, я бы хотел представить суду это доказательство.
— Пожалуйста, Самир.
— Ваша честь, это письмо я получил из Германии от человека, чье имя я не могу раскрыть. Это письмо касается обвиняемого Вольфганга Лотца, я прочту суду арабский перевод немецкого оригинала.
«Генеральному прокурору
12 июля 1965 года
Несколько недель назад мы обсудили с профессором Пилцем[10] дело Лотца. Я был информирован о том, что помимо немецкого гражданства Лотц имеет гражданство Израиля. Согласно имеющимся у меня данным, Лотц родился в 1921 году в Мангейме. В 1933 году он эмигрировал со своей матерью в Палестину, где после создания в 1948 году Государства Израиль стал израильским гражданином. Мне также сообщили, что он служил в качестве офицера в израильской армии. Германские власти тоже располагают этой информацией, и мне достоверно известно, что несколько дней назад в Гамбург прибыл высокопоставленный представитель Израиля с тем, чтобы не допустить огласку этих сведений в печати[11].
Цель визита этого представителя — скрыть прошлое Лотца и особенно факт его израильского гражданства. Возможно, эти факты Вам уже известны, но я считал своим долгом вновь указать на них для того, чтобы заставить Лотца раскрыть тех, кто направлял из Германии взрывные устройства доктору Пилцу и его египетским коллегам.
Искренне ваш…»
Закончив чтение документа, Самир Наг уселся на свое место, скрестил руки на животе и обвел зал взглядом триумфатора. По залу прошел гул, и репортеры стали лихорадочно делать записи в своих блокнотах. Это выглядело как настоящая сенсация. Вальтрауд побледнела, глаза у нее наполнились слезами.
— Постарайся не выглядеть такой испуганной, — прошептал я ей. — Если они поверят этому, нам конец.
Мой немецкий адвокат Краль-Урбан, по-видимому, придерживался такого же мнения и с напряженным лицом стал что-то энергично нашептывать Али Мансуру.
Мансур встал и обратился к суду.
— Ваша честь, — заявил он, — это не доказательство. Это слухи. Если обвинение хочет представить это письмо в качестве доказательства, то его автор должен появиться здесь в суде и принести присягу. Защита предлагает не признавать это письмо в качестве доказательства.
— Возможно, оно не было представлено должным образом, — ответил председатель суда, — тем не менее суд хочет допросить подсудимого по этому вопросу. Господин Лотц, вам понятно содержание этого письма?
— Не совсем, ваша честь. Боюсь, что мое знание арабского не позволяет понять его содержание. Могу я увидеть немецкий оригинал?
— Вы можете подойти к суду и прочесть это письмо.
— Только не подпись, ваша честь! Я обещал моему информатору абсолютную секретность, — заявил Самир Наг.
— Хорошо.
Председатель суда подогнул нижнюю часть письма с подписью и дал его мне. Не было необходимости выявлять того, кто подписал донос, — он был отпечатан на фирменном бланке, сверху которого аршинными буквами значилось: «Доктор Альфред Зейдль, адвокат. Мюнхен». Там имелись также адрес и телефон. Я знал, что Зейдль защищал интересы профессора Пилца и его коллег-ракетчиков. В этом заключался весьма элегантный маневр, имевший целью отправить меня на виселицу.
— Что вы скажете об этом, господин Лотц?
— Это абсолютная чепуха, ваша честь. Злобный вымысел. Единственная правда в этом чудовищном обвинении состоит в том, что я действительно родился в 1921 году в городе Мангейме. Больше там нет ни одного слова правды.
— Вы когда-нибудь бывали в Израиле?
— Да, ваша честь.
— Расскажите об этом суду.
— Я был в Израиле только один раз в начале 1963 года и провел там шесть дней. В один из своих регулярных приездов в Париж я, как обычно, встретился с Джозефом. Он сказал мне, что его организация хочет, чтобы я тайно съездил в Израиль, где меня примет одно высокопоставленное лицо. И я полетел в Израиль. В первый день я в сопровождении человека по имени Руди знакомился со страной. На второй день я встретился с человеком по имени Меир. Руди сказал мне, что этот человек занимал очень высокое положение. За ужином он мне задал большое количество вопросов о Египте. Он также расспрашивал меня о моем прикрытии, об информации, которую мне удавалось получать для израильской разведки, и о методах,
