Советские лидеры, которые давно проявляли интерес к экономической реконструкции, стали экспортировать зерно в разгар голода для достижения своих целей. Их готовность навлечь на себя гнев американских властей – их крупнейшего источника гуманитарной помощи – свидетельствует о том, насколько высоко они ставили реконструкцию.
Возможно, самым ярким примером того, что Советы уделяли особое внимание восстановлению, был не экспорт зерна, а импорт экспертных знаний. В один неудачный момент Ленин попросил Гувера стать экономическим советником в России. Лидер Коминтерна Карл Радек объяснил Фрэнку Голдеру причины этой просьбы. Он и несколько других ведущих большевиков считали, что Гувер, «будучи организатором, заинтересован в строительстве, а не в разрушении». Полковник Хаскелл активно продвигал возможность привезти своего руководителя в Москву. Хотя идея приглашения исходила от его человека в Москве, Гувер так и не удостоил его ответа[243].
Хотя Гувер отказался от должности консультанта в Советском Союзе, многие его сотрудники выразили желание помочь в восстановлении страны. Когда разгорелся спор об экспорте, экономист Линкольн Хатчинсон написал подробный меморандум с критикой подхода АРА. Хатчинсон впервые заинтересовался Россией после посещения лекции Джорджа Кеннана. Он провел 1910-е годы, совмещая различные должности в Вашингтоне (работая в Совете военной промышленности, «The Inquiry», в конечном счете в Министерстве торговли Гувера) и преподавательскую деятельность в Калифорнийском университете [Hutchinson 1925: 4][244]. Будучи назначен специальным следователем АРА, Хатчинсон провел серию миссий для оценки экономических условий и процесса оказания помощи по всей России. На основе этих наблюдений в августе 1922 года Хатчинсон направил Гуверу подробный разбор деятельности АРА. Он обвинил организацию в том, что ее «руководящим фактором <…> является желание наказать и унизить банду негодяев, которые сегодня находятся у власти в России». Хатчинсон умолял АРА принять в качестве своей «четкой, единодушной цели сделать все возможное – даже если понадобятся жертвы [sic!] – чтобы Россия встала на путь экономического восстановления».
Политические рекомендации Хатчинсона основывались главным образом на его анализе политики большевиков и послевоенных экономических условий. Эти рекомендации вряд ли были результатом просоветских настроений: он назвал Политбюро «сборищем фантазеров, головорезов, убийц, воров и сброда, настолько невыразимо прогнивших, что любой порядочный человек содрогается от мысли иметь с ними какие-либо дела». Но конструктивная экономическая помощь со стороны Соединенных Штатов, утверждал он, может ускорить приход в Москве нового режима. Одна только реконструкция могла бы привести к «постепенной ликвидации <…> нынешнего состава правительства и их замене эффективными деловыми людьми». Коллеги Хатчинсона Гарольд Фишер и Сирил Куинн (заместитель Хаскелла в Москве) одобрили такую политику конструктивного взаимодействия[245].
Вернувшись в 1923 году в Калифорнию, Хатчинсон пересмотрел свою логику и переосмыслил свои прогнозы. Он вспоминал, что, впервые приехав в Россию, он надеялся найти способ «наказать несомненных негодяев», находящихся там у власти. Однако он быстро понял, что любой исход событий в России требует восстановления экономики, а это, в свою очередь, требует американской поддержки. Два фактора заставили Хатчинсона изменить свое мнение. Во-первых, вспоминая времена, когда он выступал в поддержку экспорта, он хотел убедиться, что Америка будет играть определенную роль на будущем российском рынке вне зависимости от того, каким он будет. И во-вторых, следуя источнику своего первоначального вдохновения в изучении России, Кеннану, Хатчинсон полагал, что характер русских ограничит их способность самостоятельно восстановить свою страну. Продолжая одну из частых тем Кеннана, он усомнился в том, что «вялый» и «фаталистичный» народ, такой как русские, может изменить свое положение без внешней поддержки[246]. Только при надлежащем руководстве (которое сам Хатчинсон стремился обеспечить) Россия могла бы добиться экономического прогресса. Таким образом, убеждения Хатчинсона относительно национального характера подкрепляли его мнение о том, что американская экономическая помощь России необходима.
Компаньон Хатчинсона по путешествию в Россию, историк Фрэнк Голдер, придерживался схожих взглядов на Россию, русских и большевиков. Голдер разделял неприязнь Хатчинсона к большевикам, а также надежду на то, что экономическая реконструкция станет ключевым оружием против них. Во время работы в АРА Голдер, несомненно, был самым квалифицированным американским экспертом по России. Ученик Арчибальда Кэри Кулиджа, Голдер активно работал в российских архивах и помогал важным официальным инициативам, связанным с Россией, от «The Inquiry» до миссии Рута. После войны он ненадолго вернулся к своей преподавательской работе в колледже штата Вашингтон, затем поступил в Библиотеку Гувера в Стэнфорде, где служил до назначения в АРА.
Голдер раньше, чем большинство наблюдателей, начал продвигать идею экономического восстановления как важнейший аспект политики АРА. Вскоре после объявления о создании Последгола он вторил призыву Ландера к рациональной стратегии: «С учетом нашего заявления о том, что мы являемся организацией по оказанию помощи, работающей по научным направлениям, мы должны в нашей помощи смотреть в будущее и не просто поддерживать крестьян в данный момент, а сделать что-то для восстановления страны». Затем он послал главному помощнику Гувера в Вашингтоне, будущему губернатору и секретарю штата Кристиану Хертеру, письмо, аналогичное письму Хатчинсона. Дистанцируясь от нынешнего режима, Голдер утверждал, что его признание будет способствовать достижению американской цели покончить с большевистским правлением. Хотя Голдер не любил «болов», как он их называл, он верил, что только благодаря политической активности и экономическому восстановлению Гувер сможет добиться в России результатов, которых они оба желали: свержения большевистского режима и возвращения России в международную торговую систему. Гувер и сотрудник отдела Госдепартамента по вопросам России сообщили о своем интересе к доводам Голдера, но не о том, что они будут им следовать[247].
Тот факт, что обязанности Голдера в АРА не были четко определены, также позволял ему заниматься полуофициальной дипломатической деятельностью. Его еженедельные письма Гертеру получили широкое распространение среди высшего звена АРА, а также сотрудников дипломатической службы, что позволило Голдеру заслужить высокую оценку как «одного из самых ценных источников» по России[248]. Отчеты Голдера охватывали различные события, от внутренних совещаний с советскими официальными лицами и учеными до обновлений в работе АРА. Одна из повторяющихся тем в его письмах – его общее презрительное отношение к сельским русским. Голдер был обеспокоен тем, что азиатское население, которое, по его определению, включало жителей Поволжья, позволило своим инстинктам взять верх. Большевистское правление усилило эти неприятные обстоятельства, выявив «дикие инстинкты среди полуцивилизованных» русских. В таких условиях найти цивилизацию в России стало практически невозможно; все, от калмыков до казаков, «ментально вернулись к Аттиле и Средневековью». Хотя голод усугубил возвращение в России подавленных инстинктов, Голдер отметил такие аспекты жизни в стране несколькими годами ранее; в одном из его отчетов в «The Inquiry» было указано на «идиотский взгляд [и] звериный вид», который он считал специфически русским. Свои чувства, по-видимому, он маскировал плохо. Он сообщил, что русские крестьяне часто спрашивали его: «Что мир думает о Советской России? Неужели он думает, что русские – это куча дикарей? <…> Что думает мир о нас? Он думает, что мы сумасшедшие или куча дикарей? <…> Американцы считают, что большевики – это сборище варваров?» [Golder, Hutchinson 1927: 46, 58, 103][249]. Действительно ли они были дикарями или нет, но русские крестьяне ясно понимали, как их воспринимают сотрудники по оказанию помощи.
Путешествия Голдера по России привели его в уныние в отношении России в частности, а также в отношении экономического и культурного прогресса в целом. К тому времени, когда началась помощь голодающим, Голдер уже был
