– неужели это не лишит вас аппетита и покоя?
– Не лишит ни в коей мере, – твердо сказал незнакомец. – Сейчас же покиньте комнату!
– Но я вам совершенно не помешаю! Я устроюсь в углу и буду вести себя тише мышонка. Заклинаю вас именем вашего небесного хранителя!
Незнакомец презрительно усмехнулся:
– Мой небесный хранитель – Тарган Непреклонный, защитник законной власти и покровитель тех, кто мечтает этой власти добиться. Тарган учит: тот, кто хочет высоко подняться, должен думать только о своем блистательном пути наверх и не преклонять слух на стенания просителей.
«Это он мне процитировал фразу из какой-то книги, – закипая, подумал Дик. – Вот невезуха, а? Нарваться на юного амбициозного дурака!»
– Так что убирайтесь, – подвел итог пышной тирады заносчивый юнец. – Не то...
– Что – не то? – В голосе Бенца прозвучали уже не просительные нотки.
Юнец нахмурился:
– Тогда... тогда – вот!
Он отодвинул салфетку, и Дик увидел лежащий на столе пистолет.
– А! Убедительный довод! – откликнулся Бенц.
Сейчас собеседников разделял только стол – но широкий. Дик мог бы попытаться протянуть руку схватить пистолет, но пальцы незнакомца уже рядом с оружием. Он успеет выстрелить – и на таком расстоянии точно не промахнется.
– Что ж, – упавшим голосом сказал Бенц, – мне остается только откланяться...
Он снял свою широкополую шляпу и с полупоклоном взмахнул ею. Юнец облегченно вздохнул и расслабился.
И тут Бенц, рванувшись вперед, махнул шляпой – и сбил ею пистолет со стола.
Юнец в растерянности не успел хлопнуть глазами, как Дик оказался рядом. Подхватив со стола измазанный соусом нож, которым молодой человек только что разрезал жаркое, Бенц приставил его к горлу хозяина комнаты.
– Кричать не советую. Пока услышат, пока прибегут... но я-то уже здесь!
– Если вы меня хоть пальцем тронете, – прошептал юнец, – вас повесят.
– Если поймают, – согласился Дик. – А вам от этого легче уже не будет – там, во владениях Гергены Гостеприимной.
Побледневший юнец не сопротивлялся, когда Бенц сдернул с него пояс и этим поясом связал запястья пленника за спинкой стула.
– Мудрое решение, – одобрил Дик покорность юнца. – Вам, ваша милость, нужно беречь себя для блистательного пути наверх.
Он поднял с пола пистолет, осмотрел – и разочарованно воскликнул:
– Да он не заряжен!
– Не заряжен, – мрачно подтвердил юнец. – Я его хотел после еды почистить.
– А разве не слуга... – начал Дик. И замолчал, оценив кавардак в комнате – вытащенные из сундучка и разбросанные вещи. – Ваша милость не держит слугу?
Бледность юнца сменилась жарким румянцем:
– А зачем? В каждой гостинице есть прислуга.
– Ну да, ну да, – рассеянно отозвался Дик, разглядывая раскиданную одежду. – Пожалуй, будет мне впору.
– Так вы вор? – Юнец осмелел настолько, что позволил себе презрительно фыркнуть.
– Вовсе нет, – возразил Дик учтиво. – Скорее уж грабитель. Но даже грабить вас я не собираюсь. За одежду, которую возьму в обмен на свою, я заплачу чистым золотом.
И выложил на стол блестящий коронет. Полновесная монета недавней чеканки, месячное жалованье матроса-леташа. Теперь у Дика остался только один серебряный делер. Шевельнулось в душе сожаленье – так дорого платить за обмен одеждой... Но не будешь же спрашивать сдачу у человека, привязанного к стулу.
При виде золота привязанный юнец вновь побледнел, нервно сглотнул, уставился на монету вылупленным глазами. И Дик убедился в своей догадке: у юноши, мечтающего о пути к вершинам власти, с деньгами было весьма негусто.
На коронет, который Бенц этак небрежно положил на стол, можно было роскошно одеться с ног до головы – и еще осталось бы серебро.
Да, пожалуй, молокосос не станет поднимать шум...
Дик быстро скинул верхнюю одежду и принялся облачаться в камзол из светло-коричневой тафты, отделанный по вороту и манжетам оранжевой тесьмой, и в такие же коричневые штаны.
– Просто и элегантно, – оценил он наряд. – Одобряю ваш вкус, ваша милость... Эй, а это что?
Из вороха одежды, которую Дик держал в руках, выпал и шлепнулся на пол серый конверт с сургучной печатью.
– Оставьте это! – дернулся юнец. – Не будете же вы ломать печать на чужом письме!
– Ну что вы! – благородно возмутился Дик. – Ломать печать, конечно, не буду. А прочитать – прочитаю. Вообще-то я весь состою из достоинств, но есть в моей натуре и недостаток – любопытство.
– Ваше поведение недостойно дворянина!
– Когда мне пожалуют дворянство, я постараюсь поведение изменить, – пообещал Дик, быстро закончил свой туалет и поднял с пола конверт.
Юнец задохнулся от негодования, поняв, что обращался со словами «ваша милость» к простолюдину.
А Бенц, не обращая внимания на свирепую рожу щенка, нагрел на свече лезвие ножа, аккуратно отделил сургучную печать от бумаги и развернул письмо.
Имя адресата было знакомо Дику, как и всему Порт-о-Ранго. Эдон Адемаро ду Бичето занимал пост коменданта порта. Бенцу не доводилось встречаться с ним лично, хотя он получал однажды в канцелярии коменданта разрешение на взлет «Миранды»: документ был передан капитану через чиновника канцелярии.
А вот имя, которым было подписано письмо, ни о чем Бенцу не говорило. Некто Ортасио ду Вилье-Тахо, тепло вспоминая о юношеской дружбе с эдоном Адемаро, рекомендовал ему юного родственника своей жены, эдона Лансио ду Арте. Молодой человек, осиротев и приняв титул барона, не хочет прозябать в своем поместье неподалеку от Сьерра-Тахо, а стремится проявить себя на службе славному городу Порт-о-Ранго.
– Так вы – барон, ваша милость? – дружелюбно спросил Дик, оторвавшись от чтения.
Эдон Лансио надменно кивнул.
– Это замечательно, – улыбнулся Дик. – Знаете, я тоже был бароном. Три года.
Юный эдон захлопал глазами, пытаясь вникнуть в последнюю фразу. А Бенц закончил чтение рекомендательного письма, осторожно подогрел на свече неповрежденную сургучную печать и прилепил ее на место.
– Как я понимаю, вы еще не ходили с этим письмом к коменданту?
– Завтра собирался, – сердито ответил пленник.
– Вот и хорошо, – одобрил Дик. – Вот завтра и пойдете. А я, пожалуй, схожу туда сегодня. С вашим письмом, если не возражаете.
Пленник возражал, да еще как! Но Дик хладнокровно ему ответил:
– Вы говорили, ваша милость, что нужно сосредоточиться на своем блистательном пути и не преклонять слух... ну, к чужому вяканью, как-то так,